Индоевропейский язык и индоевропейцы. Часть 1
Шрифт:
— Сука, все из-за тебя.
Птомант выкинул руку с растопыренными пальцами. Хорошая реакция. Нападающий застыл в воздухе, мощный ботинок сантиметрах в десяти от моего носа. Да, печально. Увернуться бы не успел, даже бы не заметил, что тебе, Боря, лицо расквасило. Начинаю привыкать, что оказываюсь виноват всюду, всегда и во всем.
Блондин поплыл по воздуху в сторону выхода, как есть, с разведенными руками и оттопыренной ногой. На границе рухнул в пыль, складываясь в несколько раз.
Долговязый пошел сам, гордо расправив плечи.
Странная реакция, а как же цель? Стоп. Высшая цель! Лицо, глядя на которое начинает пульсировать больная рука.
— Егор, доложи кратко.
— Квартал мастеров по выделке кож. За последние три месяца убито девять детей, трупы обглоданы до костей. Никто ничего не видел.
— Обглоданы, или кости просто обнажены?
— Сложно сказать, одно только фото видел. Торчат кости, мясо скорее срезано.
— Дети между собой знакомы, играют вместе?
— Да в принципе территория закрытая, чужих не привечают, все на виду.
В спину прилетел злобный окрик птоманта: — Во время прохождения экзамена запрещено пользоваться милостью.
Бросил через плечо: — Во-первых, экзамен завершен. Во-вторых — птомант не нарушает правил, он их не замечает.
— Какой из тебя птомант, отрыжка нерадивого, думаешь, если чуть умнее других…
Трех биений сердца достаточно. Раз — скулы, два — кости, три — каникулы. Для принятия решения информации достаточно.
Догнал долговязого, положил руку на плечо.
— Погоди, я поменяться хочу. Откажусь, пусть лучше тебя возьмут.
Лопоухий остановился, оглянулся заинтересованно.
— Что? Зачем? Правда?
— Мне страшно, а ты будешь лучшим птомантом. Не, ну тут ерунда полная, не то, про что друзья говорили. Я для такого реально не готов, а ты — другое дело.
На лице подростка начала расплываться улыбка. Недоверие, недоумение, робкая надежда и счастье незамутненное.
Вот он момент. Подсек опорную ногу, уцепился за ворот изо всех сил. Толчок. Удалось свалить и плюхнуться сверху всей массой. За неимение другого — мое оружие неожиданность.
Схватил за лицо и большими пальцами выдавил глаза прежде, чем в спину прилетел толчок, подбросивший в воздух как пушинку. Дыхание вылетело. Это максимум, что удалось сделать. Глядя на высокий тканевый потолок, ощутил топот десятка ног и крик раненого. За ширмой значит спецназ дежурил. Не доглядели.
Академия — это не то место, где я буду прятаться и тихо копить силы. Нет времени сидеть в тени и плести паутину. Или сразу со старта наверх, или все бесполезно!
В руке птоманта мелькнул знакомый артефакт, и делать он мне будет сейчас не клизму. Со стулом у Бори полный порядок, полное его отсутствие, ввиду скудности этого самого пропитания.
Так и есть, шею сдавили стальные тиски, и голова потянулась вверх, поднимая тело.
— Ты покалечил на территории академии. Без причины.
— Я ничего не делаю
— Желание поиздеваться над тем, кто проиграл — это не та причина, — птомант заскрежетал зубами и сжал сильнее, — Теперь тебе…
— Я остановил убийцу детей. Недалеко в квартале кожевников девять трупов.
Хватка чуть ослабла, лицо приблизилось.
— Объяснись.
— Скулы, я узнал контуры лица и линию бровей кузнеца из пострадавшего района. Это точно его сын.
Не просто пересекался, этот кузнец мне руку сломал. Нон тут ничего личного, просто совпало.
— Это сын барона Ястребженского, он не может быть сыном кузнеца.
— Спросите жену этого Ястреба женского. Трупы детей обглоданы до костей. Он признался, что любит отделять кости. Убийства продолжаются три месяца — это летние каникулы, решение поступать на птоманта. И у него нет цели, слишком легко от нее отказался. Это не высшая цель. Убийствам нет оправданья.
— Ты понимаешь, что твои слова проверят? Если ты солгал или ошибся…
Голос отдалился, накатила тошнота, хотя и нечем вроде. Слабость. Конечности подломились, и я потерял сознание. Конвоир птомант отключи вовремя, иначе голова бы осталась висеть в воздухе. Интересно, заметил бы это Боря, когда в себя пришел?
…
Очнулся в каменном мешке без окон и дверей с полосатыми носками на руках. Грязь, сырость. Похоже колодец, свет сверху, но так далеко, что самостоятельно не выбраться никогда. Лежать на голом бетоне не понравилось. За неимением другого занятия, пришлось изучать узоры на кладке. Корявые рисунки и имена тех, кто томился тут до меня. Поднял щепочку и увековечил себя в веках — «Здесь был Боря».
Вспомнили про меня через шесть часов, внутренний таймер тикал со сбоями, но время я научился отсчитывать по чувству голода. В начале я был просто голоден, три часа назад хотел жрать, а сейчас готов грызть камни. Чтобы как-то себя отвлечь разобрал двадцать три разных почерка и восстановил семь душещипательных историй. Наконец, сверху звякнуло железо и мигнула тень.
— Не дергайся, сейчас подниму.
Тело обхватил воздушный поток и поволок наверх. В конце замедлился, последние сантиметры поднимался рывками. Поаккуратнее там, внизу нет сочного мягкого подростка.
— Ну ты и жирный, всю анаму на тебя слил.
— Эй, я сюда не просился.
— Поговори мне тут. Сам идти сможешь?
— Не уверен, но попробовать можно. Водички бы попить.
— Не положено.
Охранник повел в лабиринте деревянных перегородок. По пути сжалился, свернул в закоулок и выудил фляжку с холодным чаем. Потом отвернулся и дождался, пока я сделаю то, о чем мечтал шесть часов. Еще пару минут блуждания — и затолкал в обычную брезентовую палатку.
Прямо на полу сидел экзаменатор перед костяной шкатулкой. Глаза полуприкрыты, дышит спокойно, но видно, как перебирает пальцы. Напускное спокойствие.