Индок охотится за пауками
Шрифт:
– Что будем с ним делать? – зевая, спросил автоматчик. Было похоже, что он потерял к происходящему всякий интерес.
– Да ничего, – сказал сержант, поглядев на испачканного сажей учителя, – не он первый, не он последний! Трезвый, паспорт в порядке. Задерживать не за что. Ну, костёр зажёг, так не замерзать же!
– Считай, повезло, баба деньги взяла, а паспорт оставила. А то мог бы и документов лишиться, – сказал автоматчик, – или жизни.
– Ладно, бывай, мужик! – сержант двинулся к машине.
– Следующий раз будь поосторожней с бабами! – сказал автоматчик.
– Теперь я учёный! –
Захрустев покрышками по льду, патрульная машина укатилась, а географ подбросил в костёр веток. После короткого сна он чувствовал себя лучше, вот только замёрз.
Крепко же я уснул! Интересно, что могло случиться, если бы полиция меня не разбудила? – Иван Иванович поёжился и постарался отогнать неприятную мысль подальше. Он твёрдо решил, что спать больше не будет.
Стрелки наручных часов показывали без пяти пять. Окружающая обстановка неуловимо изменилась. В некоторых окнах стали зажигаться огни, по дорогам поехали, разбрасывая соль и песок, спецмашины, дворники вышли сбивать лёд. По трамвайным рельсам и троллейбусным проводам поползли едва ощутимые вибрации. Под землёй ожили вагоны метро.
Город медленно просыпался, как огромная бродячая собака. Она лениво потягивается, почёсывается и зевает, но уже понятно, что скоро для неё наступит новый день, который вряд ли будет легче предыдущего.
Перед уходом Иван Иванович присыпал костёрок зернистым снегом и оглядел место, предоставившее ему ночлег. С тех пор, как он попал сюда впервые, прошло меньше года, а как много событий произошло за это время! Надо будет зайти сюда в мае, когда зацветут яблони. Может к тому времени и Коля объявится!
Сентиментальный Иван Иванович не догадывался, какие секреты может скрывать от него старый сад.
Он пришел в школу около восьми, испачканный сажей и пропахший дымом. Охранник был по-обычному вежлив. Позже Иван Иванович узнал, что он никуда не уходил, просто директриса в тот же вечер издала приказ о недопустимости пребывания в школе учителей в вечернее (после двадцати одного часа) и ночное время. В порыве гнева она сама отпечатала приказ на старой машинке, и охранник не посмел ослушаться хозяйку.
Работать после бессонной ночи было нелегко, но никаких заметных событий в этот, да и последующие дни не произошло. Учителя здоровались, как обычно, пальцем на географа никто не показывал. Директрису Иван Иванович не видел, но он к этому и не стремился, а охранник, видимо, был не из болтливых.
Поговорить с Валентиной Михайловной географу так и не довелось. Она всё время ссылалась на занятость, да и здоровалась в последнее время, как показалось Ивану Ивановичу, несколько сухо. Скоро Иван Иванович совсем перестал заходить в кабинет психологии, больше не желая себя расстраивать. Он принёс на работу кипятильник и банку с растворимым кофе, как бы подчёркивая свою независимость от обстоятельств.
В пятницу школа отмечала восьмое марта. В этот день уроки обычно сокращены, всё равно никто не учится. Мальчики поздравляют девочек, родительские комитеты дарят подарки учительницам, затем следует детский концерт, посвящённый празднику.
Мужчины, по предложению учителя физкультуры, тоже собрали деньги. Взносы были приличными, но собрали немного, так как мужчин оказалось всего пятеро, считая охранника, дворника, и немолодого учителя труда. Они надеялись, что часть денег выделит профсоюз, но на доске объявлений профкома висело объявление: «Материальной помощи и дотаций на путёвки в этом году не будет, так как все средства ушли на выплату больничных листов и декретных отпусков».
– Что это за бред? – удивление Иван Иванович было неподдельным, – больничные и декретные оплачиваются соцстрахом!
Профком, ясное дело, средств не выделил.
– Не получат они больше моих денег! – сказал Иван Иванович, и вскоре подал заявление о выходе из профсоюза.
Коллеги попросили его сказать женщинам поздравительную речь, но Иван Иванович заподозрил подвох и отказался, сославшись на простуженное горло. Собравшихся в учительской женщин поздравил учитель физкультуры, Сергей Петрович. Он сказал, что среди них, милых и хороших, имеется одна самая хорошая. Директрисе вручили цветы и подарок, остальные довольствовались чаем и коробкой конфет на всех.
Валентина Михайловна в этот день в школу не пришла, и Иван Иванович подарил предназначенный ей букетик подснежников Анне Геннадьевне.
Дни быстро бежали друг за другом. На конец марта у Ивана Ивановича был намечен открытый урок, после которого директриса обещала повысить ему разряд, а стало быть, и зарплату. За прошедшее время он узнал, что такие уроки разыгрывается для комиссии, как спектакль, где все ученики знают свои роли.
Открытые уроки проводятся на разных уровнях: на получение учителем высшего для него четырнадцатого разряда в школу должен приехать представитель городского методического центра, тринадцатого – районного, а для утверждения двенадцатого не надо методиста, достаточно школьной комиссии во главе с директором.
Результаты открытых уроков при получении разряда выше двенадцатого подвержены случайностям; вдруг методисту что-то не понравилось? Впрочем, отдельные недостатки показательного урока легко можно исправить, если заранее отвезти подарки в методический центр. Тогда у кандидата на повышение квалификационной категории проблем быть не должно. Присвоение более мелких разрядов идёт автоматически в зависимости от стажа. В школе присвоение разрядов часто вообще проходит заочно, без показухи.
Иван Иванович уже знал, что Людмила Борисовна попросту приказала комиссии присвоить двенадцатый разряд одной из своих подруг, которая не имела ни педагогического стажа, ни высшего образования. Никаких специальных уроков от подруги директриса естественно не потребовала.
Галина Георгиевна выделила для проведения открытого урока географии последний день перед весенними каникулами. Иван Иванович пытался возражать. На показательном уроке должна быть новая тема, а на каникулы задание давать не положено, как же тогда показывать свои умения?
– Настоящий учитель трудностей не боится, – сказала Галина Георгиевна с чувством превосходства в голосе, – а вы трясётесь! Впрочем, в другой-то день я всё равно не могу!
Пришлось смириться. Географ сомневался, что нельзя выбрать другой день, но что было делать?