Индустриализация
Шрифт:
Меня беспокоит только один вопрос - как там житуха с ребятишками. Узнал, что климат здоровый, овощей достать всегда можно, то же с молоком. Ну а фруктов, так их и в Иркутске редко достанешь. Что-то сдается мне, что Балей вероятнее всех других мест.
20 сентября
Дописываю в Главке. Как и ожидал Тевосян, Пятаков не стал вмешиватьсяв дела Серебровского. Тевосян еще раз попытается его убедить не допускать этой глупости. По-видимому, все же ничего не сделать.
Серебровского ожидают не позднее 25-го с.м., тогда окончательно будет решен вопрос и относительно Треста, и относительно меня.
Ну что же, Шура, голову вешать не будем, а этой старой бестии АПИСУ когда-нибудь будет отплачено за все сторицею.
Серебровский:
Старый техник-разведчик В.И. Ерофеев, будучи направлен Сретенским главным приисковым управлением в Новотроицкий район, открывает в 1928 г. богатейшее Балейское рудное месторождение. Так как о значении Балея поднялись споры, то для разрешения их я сам поехал на Балей, а затем поехал туда молодой советский инженер-геолог И.В. Копеин, который проделал там замечательную работу, весьма значительно расширил рудную базу предприятия и дал возможность построить мощный Балейский комбинат.
«Даешь золото!» - условия труда. Монолог Селиховкина
На что бы я обратил ваше внимание в письмах Ивана Копеина?
На две вещи.
Во-первых, на фразу: «Из золота не выпустят - это факт, почву я уже зондировал».
Я уже говорил, что на золото Копеина натурально мобилизовали, ЦК выдернул его из Института красной профессуры философии и естествознания (ИКПФиЕ), где тот успел проучиться на неорганическом отделении только четыре месяца. Александра Сидоренко так и писала в своей автобиографии: «Окончив в 1930 г. академию, я была направлена для работы в Московский геологоразведочный институт, в котором работала до 1932 года – до момента переброски мужа в Иркутск Центральным Комитетом партии».
Второе, что бы я отметил – постоянную и немного напряженную заботу Ивана Васильевича о детях.
Дело в том, что золотодобыча считалась, как бы это сказать…
Проклятым местом она считалась.
Абсолютное большинство золотоносных месторождений находилось в богом забытых местах, с отвратительным – чаще всего – климатом, полным отсутствием инфраструктуры и крайне специфическим контингентом.
Ну да, что греха таить – золото во все времена притягивало криминальный элемент почище всякого магнита, да и кто из нормальных завербуется в такие места даже за хорошие деньги? Вот и приходилось вчерашним студентам, едва выпорхнувшим из помнящих Пушкина стен Московской горной академии, со старта принимать руководство над отсидевшими мужиками «в десяти щелоках вареными», как тогда говорили тогда.
И приплюсуйте послереволюционную вольницу, «власть теперь наша, рабочая, что захотим, то и сделаем» - со всеми вытекающими последствиями.
Слово предоставляется свидетелю Виктору Селиховкину, на тот момент – управляющему прииском на Лене:
«Золото манило. Немудрено, что на Лену стремились уголовно-бандитские элементы. Преступники не останавливались перед прямым нападением на транспорт уже добытого золота.
В один из июльских вечеров в главном управлении шло заседание. Оно затянулось допоздна. Окна в зале были открыты. На улице шел мелкий, пронизывающий до костей дождь. Вдруг до нашего слуха донесся характерный
По тракту со стороны Артемовского прииска послышался топот лошадей и из-за поворота вскачь вынеслась запряженная в кабриолет белая лошадь старшего контролера, а за ней парная упряжка с кучером и милиционером.
По шее одной из лошадей из сквозной раны широкой полосой стекала кровь. Через несколько минут лошадь пала. Остальные лошади тяжело дышали, вздувая бока. У контролера была прострелена рука.
Оказывается, когда кортеж с суточной добычей золота находился на полдороге к Надеждинскому, из кустов и леса, вплотную подходивших к дороге, раздался ружейный залп. Лошади рванули и понесли; депутат (выбранный представитель рабочих, обязательно присутствующий на съемке золота и его сдаче – чтобы трудовой коллектив не «кинули» - ВН) с кружкой золота выпал из тарантаса, задний конь встал на дыбы и понес обратно.
Нападение окончилось неудачей».
Или вот:
«Много усилий пришлось употребить, чтобы установить на приисках трудовую дисциплину. Особенно тяжко было со свежими людьми. Однажды, обходя шахту, я почувствовал присутствие дыма. Рабочие стали жаловаться, что дым мешает работать, разъедает глаза, что стволовой шахты, в которую поступает вентиляционная струя, зажег хмару — огромное железное ведро с горящим углем или дровами — и не хочет ее погасить.
Иду к шахте. Действительно, стволовой, родом мадьяр, из бывших военнопленных, жжет хмару. Спрашиваю, зачем он это делает, кто ему разрешил
— А тебе какое дело? Кто ты такой? Катись отсюда!
— Я — главный инженер. Сейчас же погасите хмару, жечь ее здесь нельзя.
— Если ты главный инженер, то иди и командуй своей женой, а ко мне не суйся.
Хулиганское поведение стволового меня взорвало. Я еще раз потребовал немедленно погасить хмару и пригрозил вызвать милицию. Услышав мою угрозу, стволовой пошел на меня с гребком, которым разравнивал породу в бадье. Я стоял, не отступая. Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы рабочие и сопровождавший меня десятник не отняли у хулигана гребок.
Я приказал его уволить. Профсоюз опротестовал мое распоряжение, ссылаясь на несознательность рабочего, его иностранное происхождение и то, что он меня сначала не узнал. Я не согласился отменить распоряжение, хулигана по ходатайству союза устроили на прииске Надеждинском. Через несколько дней по какому-то пустяковому поводу он в драке убил ножом двух рабочих...».
Что касается условий труда, а также погодных условий, то вот вам небольшой рассказ об элементарной, казалось бы, вещи – перемещении руководства крупного предприятия с одного объекта на другой.
Селиховкин уже в Якутии, на Алдане. Он главный инженер треста «Алданзолото», одного из двух крупнейших золотодобывающих трестов страны. Вместе с управляющим трестом они едут с одного прииска на другой. На нынешние деньги это топ-менеджеры ведущего предприятия отрасли:
«В Синьском нас предупредили, что ямщик одного из станков, Осипов, проиграл в карты сено и, возможно, не захочет везти почту. Опасения оправдались.
Выехали на одной лошади и пяти парах оленей. Нас было пять человек: два ямщика-якута, — из них один комсомолец, — и три пассажира: управляющий трестом, я и возвращающийся с Колымы радист.