Индустриализация
Шрифт:
Вторая проблема – Россия никогда не строила настолько огромных металлургических комплексов. Почти никто, кроме ушлых янки, не строил.
Третья – строительство придется вести в диких необжитых местах, где не то что инфраструктуры - тупо людей нет! И действительно, эта проблема аукнулась очень серьезно. Вот как об этом писал наш летописец Василий Емельянов:
«В Госплане происходили интересные совещания о создании промышленных комплексов, создавались связи между угольными месторождениями Кузнецкого бассейна и железорудными месторождениями горы Магнитной. Проблема освоения Востока нашей страны была новой и захватывала своим грандиозным размахом, дерзостью.
Я участвовал на совещаниях в Госплане, когда там развертывались ошеломляющие проекты строительства мощных гидроэлектростанций, больших металлургических заводов, химических предприятий и прокладки новых железнодорожных путей.
В то время мы еще не ощущали во всей полноте тех трудностей, с которыми столкнемся, когда начнем освоение Сибири. Мы не представляли, с какими новыми проблемами, большими и малыми, придется встретиться.
Мы работали над проектами новых заводов, изучали современные технологические процессы, но часто забывали о том, как нам трудно будет доставать самые простые вещи – рукавицы или войлочные шляпы, синие стекла для сталеваров или чернила для приборов с самописцами.
Мы не думали о том, где мы достанем посуду для столовых и оконное стекло для строящихся домов. Каждодневно возникали вопросы, которых не было при строительстве заводов в Европе – в обжитых местах, где было все необходимое для производства и быта людей».
В общем, вопрос «маятника» был дискуссионный, поэтому споры шли постоянно. Особенно они усилились после того, как летом 1926 года группа ученых-экономистов (Диманштейн, Чернышев, Постримов, Фомин и др.), работавших в специальной комиссии по металлу при Госплане УССР, провела детальную экспертизу проекта Урало-Кузбасса.
И вслед за американцами пришла к однозначным выводам:
«План переброски кузнецкого угля на Урал на расстоянии примерно в 2000 километров по железной дороге представлялся бы с точки зрения мирового опыта совершенным уникумом, рентабельность такой переброски нужно считать совершенно исключенной».
Возглавлявший эту группу харьковский профессор Яков Диманштейн выразился еще определенней: «Не только Урало-Кузнецкий проект в разных его вариантах, но всякая концепция создания на Урале металлургии, работающей на сибирском топливе, представляется бесконечно вредной, как непроизводительная растрата национального капитала, понижение темпа возможной индустриализации хозяйства Союза и задержка развития оптимальных промышленных районов».
После этого споры усилились едва не до мордобоя, достигнув своего апогея на февральском Пленуме ЦК ВКП(б) 1927 года и на XV съезде партии, состоявшемся в том же году. Сторонникам проекта пришлось даже прибегнуть к не очень этичному ходу. Дескать, да что вы слушаете этих Диманштейна с компанией? Это же Харькив, они украинцы, они свои региональные интересы отстаивают! Вы что, первый раз с украинцами сталкиваетесь? Они же все всегда «до сэбэ» тянут. Не верьте им, транспортные издержки будут компенсированы высоким качеством магнитогорской руды и ее доступностью, поскольку залегает магнитогорское железо едва ли не на поверхности.
В итоге большевики решили рискнуть и реализовать все-таки проект Урало-Кузбасса, причем ставки сделали максимальные.
Кузнецкий металлургический комбинат («я знаю, город будет, я знаю – саду цвесть») и, особенно, Магнитогорский металлургический комбинат становились главными «фронтменами» первой пятилетки. Магнитка так вообще изначально строилась как крупнейший металлургический комплекс страны, «паровоз» отрасли.
Кроме этих двух гигантов, в урало-сибирском экономическом районе планировалось строительство еще нескольких крупных металлургических комбинатов.
Но, с другой стороны, руководство СССР пошло на определенный компромисс – Южный промышленный район также не оставили без внимания и денег. Инвестиции в первой пятилетке между двумя регионами разделили практически поровну: по данным Наркомтяжпрома, в 1927-1932 годах из общей суммы капвложений в предприятия черной металлургии в «восточные» заводы было вложено 46% всех инвестиций, в южные - 45,6%, остальное - в заводы Центра. Общая сумма инвестиций составила 2,46 млрд рублей.
Но если на востоке львиная доля денег ушла двум гигантам, то на Юге решили «брать числом». Поскольку именно Юг был «кормильцем» промышленности, здесь все решили делать бережно и аккуратно, чтобы не дай бог не уменьшить выход.
Все украинские заводы разделили на четыре группы.
Первая – это перспективные заводы, где есть возможность построить новые домны и станы, не останавливая производство, и тем самым многократно увеличить их производительность. Именно им достанется львиная часть денег.
Вторая – перспективные заводы, модернизация которых невозможна без остановки производства. В эти вложат по необходимости: столько, сколько нужно на поддержку текущего состояния – но не более того. Вторая группа будет лить сталь и ждать второй пятилетки, когда нарастившая выпуск первая группа даст возможность остановить вторую на реконструкцию.
Третья группа – малоперспективные заводы. В них вложатся по минимуму на ограниченную реконструкцию.
Четвертая группа – заводы с устаревшим оборудованием, в которые не вкладывали ни копейки, это были «смертники», которым предстояло работать до полного износа оборудования.
В первую, самую привилегированную группу отобрали всего три завода – «три завода трех вождей».
Макеевский металлургический завод имени С.М. Кирова в 1913 году выпускал 230 тысяч тонн чугуна. После окончания реконструкции он должен быть дать полтора миллиона тонн, то есть, по сути, большевики собирались построить новый промышленный гигант.
Днепровский металлургический комбинат им. Ф.Э. Дзержинского поднимал производительность с 500 тысяч тонн до миллиона восьмисот.
Коммунарский (ныне Алчевский) металлургический завод имени К.Е. Ворошилова должен был в перспективе вырасти почти в десять раз - с 275 тысяч тонн до двух миллионов.
Чтобы был понятен порядок этих цифр – накануне первой пятилетки ВСЯ металлургическая промышленность СССР выпускала 3,3 млн тонн чугуна. То есть ожидалось, что объемы всей страны дадут всего два завода.