Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

Турчин Валентин

Определение социализма

Социализм — это религия, провозглашающая Высшей Целью интеграцию человечества.

Давая это определение, я, как и в случае определения религии, беру на себя смелость утверждать, что в многочисленных учениях и течениях, называемых социалистическими, именно этот признак является "существенным". Я утверждаю, что именно он дает социалистическим течениям их силу, опираю­щуюся на религиозное чувство. В качестве альтернативы можно было бы предложить при определении социализма взять за основу стремление ко всеобщему равенству и справедли­вости. Однако эти черты социализма являются, как мне кажется, производными от идеи интеграции. Справедливость в социалистических учениях обычно понимается как равенство, а равенство служит средством для установления всеобщего братства. Человечество должно сплотиться в единую дружную семью — такова мечта социалистов. Сама по себе идея равенст­ва вряд ли может вызвать религиозное чувство. Уничтожение собственности и семьи, которое проповедуется некоторыми социалистическими течениями и которое Шафаревич прини­мает за одну из первичных черт социализма, является произ­водной второго порядка, выведясь из идеи равенства.

Конкретное содержание понятия интеграции может быть различным в различных социалистических учениях, но, в отли­чие от традиционных религий, всем им свойственно "земное", посюсторонее истолкование этого понятия. Стремление приоб­щиться к чему-то бесконечному, вечному — органическая чер­та религиозного чувства. Социализм отвергает или по край­ней мере не удовлетворяется трансцендентной трактовкой ин­теграции. Понятие о Высшей Цели неотделимо для него от че­ловеческого общества и бессмысленно без него. Отсюда и слово "социализм". Как бы ни конкретизировалось понятие блага, для всех социалистов общественное благо — высшая цель, ко­торую может иметь и должна иметь личность.

Вряд ли можно усомниться, что интеграция индивидуумов задевает какие-то глубоко лежащие струны в душе человека, вызывает сильнейшие эмоции. Это хорошо известный в психо­логии факт. Эффект интеграции мы встречаем как со знаком плюс, так и со знаком минус. Со знаком минус он описывает­ся такими словами, как "эффект толпы", "массовый психоз". Со знаком минус мы оцениваем такие аспекты интеграции, как снятие личной ответственности, экстаз подчинения, отказ от бремени свободы. Упоение властью, с другой стороны, также имеет, по-видимому, в своей основе явление интеграции. Опи­сывая эффект интеграции со знаком плюс, говорят о "чувст­ве локтя товарища", о "радости быть членом коллектива" и т. д. Индивидуализированные личностные связи – отношения дружбы и любви, основанные на тесном духовном общении, также относятся к эффектам интеграции, которым всегда при­писывается знак плюс.

Из этого перечня разнообразных аспектов интеграции можно сделать вывод, что и социалистические тенденции могут при­водить как к положительным, так и к отрицательным резуль­татам. Это мы и наблюдаем в действительности. Лишь привер­женность к идее интеграции безусловно роднит все социали­стические течения, являясь источником их энергии и проявляя наибольшую устойчивость по сравнению со всеми остальными чертами теории и практики. Особенно наглядно это видно на примере истории советского государства. Идеи свободы, ра­венства, демократии, которые содержались в исходном учении наряду с идеей социальной интеграции (стоявшей во главе угла: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"), растерялись по доро­ге. Осталась одна интеграция. При данном мною пока опреде­лении социализма современная коммунистическая государст­венность должна быть причислена к одной из его форм - тота­литарной форме. Тоталитаризм — это варварская, уродливая форма социализма, когда интеграция индивидуумов достига­ется ценой такого насилия над ними, в результате которого они теряют свою человеческую сущность: сначала возможность, а затем и способность к творчеству, к полноценной духовной жизни.

Россия, Китай, Куба... Мы видим, как социалистические ре­волюции неизменно приводили к тоталитарному строю. С дру­гой стороны, когда социалистические партии приходят к власти в североевропейских странах мирным парламентским путем, они не спешат называть свои страны социалистическими. Так что социализм, называющий себя социализмом, существует пока лишь в форме тоталитаризма. Это заставляет нас задать вопрос:

Возможен ли нетоталитарный социализм?

Современные тоталитарные системы порождены марксистской, а не какой-либо другой формой социализма. Поэтому в поисках пути к нетоталитарному социализму мы снова возвращаемся к анализу марксизма, чтобы исследовать как причины его успеха, так и корни тоталитарно-социалистического варварства.

Научный социализм

Прошло более ста лет с момента возникновения марксизма, а он и по сей день остается самой активной и, наверное, самой распространенной формой социализма - даже исключая тота­литарно-социалистические страны, где он навязывается насиль­но. Какие же черты марксизма обеспечили ему это положение? Общепризнанно, что ни одно предсказание Маркса не сбылось. Почему же так много людей упорно называют себя маркси­стами?

Ответ на второй вопрос заключается, как мне кажется, в том, что сами марксисты (хотя они в этом и не склонны признаваться) относятся к марксизму именно как к религиозному учению, а не научной теории. Если все (пусть — многие) предсказания теории оказываются ложными, то от теории не остается ничего. И в этой ситуации люди обычно меньше всего склонны держаться за имя создателя теории. Скорее, они стремятся откреститься от него, стремятся подчеркнуть, что теперь они создали или создают новую теорию, которая, в отличие от старой. дает правильные предсказания. Напротив, когда речь идет о целевой установке, лежащей в основе религии, люди склонны связывать ее с именами первых, самых древних основателей. Древность религии идет ей на пользу. Она доказывает, что ее целевая установка свойственна природе человека, играет роль в истории человечества. Время освещает Высшую Цель, делает ее традиционной. Религиозная преемственность поколений несет в себе идею интеграции: интеграции во времени.

Причина огромного влияния Маркса на историю, очевидно, в том, что он осуществил чрезвычайно удачный для своего вре­мени синтез религиозного элемента с политическим и научным элементами.

Синтез социалистической религии и политического революционного движения осуществляется посредством понятия о пролетариате как о классе, исторической миссией которого является установление социализма путем революционного ниспровержения существующего порядка. Ленин пишет: "Направ­ление социализма к слиянию с рабочим движением есть главная заслуга К. Маркса и Фр. Энгельса: они создали такую револю­ционную теорию, которая объяснила необходимость этого слия­ния и поставила задачей социалистов организацию классовой борьбы пролетариата". Создатели, руководители и наиболее активные участники марксового социализма не были рабочими; не за свое собственное, личное, освобождение от уз капитала они боролись, не за кусок хлеба для своей семьи. Ими двигали силы религиозные, стремление к социалистическому иде­алу. И самым верным — нет, единственно возможным — способом достижения этого идеала они считали опору на гнев обездоленного человека, на его революционный потенциал. Задача социалистов-интеллигентов, учил Ленин, есть привнесение революционной социалистической идеологии ("социалистической сознательности") в рабочие массы.

Синтез религии и науки был осуществлен Марксом посред­ством создания им понятия о научном социализме. Осознание огромной роли науки и технического прогресса и влияния их на общество не было, конечно, чем-то новым в эпоху Маркса. Идея прогресса — любимое детище Эпохи Просвещения второй половины 18 века. Гердер, Кондорсе и другие упиваются идеей прогресса, она уже принимает у них религиозный характер. На рубеже 18-го и 19-го столетий происходит соединение философского рационализма с традиционными атрибутами религии, с религиозной эмоцией, начинается конструирование рационалистических религий. Якобинцы проповедуют культ Разума. Робеспьер выступает на празднестве в честь "Верховного существа". Огюст Конт (1798-1857) проповедует позитивистскую религию человечества. Во французском социализме (домарксовом) развитие науки и промышленности — один из столпов учения. У Сен-Симона мы находим формулу: "основой свободы является промышленность". Более того, Сен-Симон провозглашает, что к истории общества надо подходить с научных позиций и что такой подход приводит к выводу о неизбежности установления нового общественного порядка. Таким образом, не Маркса, а Сен-Симона следовало бы считать основателем научного социализма. Однако случилось так, что именно концепция Маркса покорила многих современников как наиболее тесно связанная с научным мышлением, и термины "марксизм" и "научный социализм" стали отождествляться. Этому, конечно, способствовало и то, что Маркс и Энгельс постоянно подчеркивали научный характер своего вероучения, называли его не иначе, как научной теорией, научным открытием. В работе "Развитие социализма от утопии к науке" Энгельс пишет:

"Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистиче­ского производства посредством прибавочной стоимости — мы обязаны Марксу. Благодаря этим открытиям социализм стал наукой, и теперь дело прежде всего в том, чтобы разработать ее дальше во всех ее частностях и взаимосвязях". Наконец, нельзя не признать, что Маркс и Энгельс сами были учеными, специалистами в области науки об обществе, и были неплохо знакомы с естественными науками. Сильные и слабые стороны их учения отражают дух науки того времени.

Что такое "научный социализм"? Если социализм — это ре­лигия, то не является ли это сочетание слов противоречивым, бессмысленным?

Высшая Цель не может быть выведена ниоткуда. Даже из науки. Сколько бы мы ни занимались наукой, сколько бы мы ни изучали устройство мира, мы никогда не узнаем, к чему мы должны стремиться. Но наши познания о мире, понятия, которые мы используем, язык, на котором мы говорим,— все это имеет, тем не менее, самое непосредственное отношение к формированию и выражению Высшей Цели. Научный метод, научная картина мира не определяют однозначно религиозных ценностей, то есть религиозной Высшей Цели. Но они создают ограничения, делают одни варианты религии более приемлемыми, а другие — менее приемлемыми; они дают способы выражения религиозных ценностей. Волевая компонента — декларирование Высшей Цели — является ядром религии. Но это ядро не висит в безвоздушном пространстве, оно неразрывно связано с культурой общества в целом. Если помнить об этом, то понятие о научном социализме представляется совершенно естественным. В эпоху науки социализм, чтобы иметь шансы на успех, должен быть научным.