Infernal
Шрифт:
– Кроме вас она с кем-то общалась?
– Конечно.
– Например?
– Больше всего с Адель.
– Кто это?
– Её лучшая подруга. Они были близки, и это меня напрягало.
– Вы ревновали?
– Немножко.
– Но сами же сейчас отреклись от ревности.
– От неё невозможно отречься.
– Лиза могла делиться с ней сокровенным?
– Не больше, чем со мной, но у подружек всегда есть девичьи тайны, к которым доступ мужчинам запрещён. Вы желаете связаться
– После. Напомните мне.
– Хорошо.
– Что ещё спросить? Я, собственно, не получил никакой информации, уважаемый Ластов. Вы сам по себе престранный субъект. Мне до сих пор непонятно, как можно год прожить с женщиной и ничего о ней не знать.
– Вам не понять – мне тоже. Что ж дёт меня? Допросы продолжатся?
– Сложно сказать. Формально состава преступления нет, как нет причин для уголовного дела, если бы не складывающаяся система схожих обстоятельств. Впрочем, это домыслы следствия и к вам они не относятся. А дело будет, скорее всего, закрыто. Мне предстоит пообщаться с дядей и её подругой, как её?
– Адель.
– Вычурное имя.
– Она сама по себе вычурна. Вы убедитесь. Пишет стихи и считает себя наследием великой русской литературы.
– Но вы-то с ней не в ладах?
– Отчасти. Но после похорон вместе глушили водку по-чёрному. Всё относительно.
– Первый раз общаюсь со столь неординарной компанией. Боюсь, Адель переплюнет вас в своих выводах и странностях.
– Не сомневаюсь.
– Как её фамилия? Чем она занимается?
– Фамилию не знаю, чем занимается – тоже.
– Вы в своём духе.
– Стараюсь.
– Не смешно. Мне кажется, вы многого не договариваете. Но не к чему придраться, посему я оставлю вас. Спасибо за бесценную информацию. Вы очень интересный человек. И я бы с вами ещё потолковал, но время дорого.
– Вы очень привередливый следователь.
– А это уже не важно.
– Любите Акунина?
– Без комментариев. Рекомендую не покидать пределы города. Вы можете мне понадобиться.
– Я давал подписку о невыезде?
– Нет. В общем, делайте, что хотите. Всё равно от вас ничего не добьёшься.
– Я старался вам помочь.
– Всего доброго.
Раздражённый Звонарёв бодрой россыпью покинул кафе. Так я отделался от следствия лёгким испугом. В целом моё выступление пришлось по вкусу. Были прославленные учителя. Что Лиза, что Адель – все умели запутать собеседника и морочить всем головы, а я их достойный ученик. Но так я сдал и Адель. Пусть и она помается под допросом ветерана МУРа. И я не случайно спросил его про Акунина, ведь он напоминал легендарного сыщика при дворе. Нет, не внешностью, и Звонарёв даже не заикался, но меня не покидало смутное ощущение, что он стремится походить на Фандорина какими-то неуловимыми ужимками и остротой взгляда. Даже одет он очень строго, только фрака и шляпы не хватало для полного колорита. Почти эстет сыска. Но у него вряд ли имеется оруженосец и советник – верный азиат. Кто зарекнётся? Может и есть. Последнее время меня окружали одни эстеты: один исчезнувший Ливенсон чего стоит. Кругом одни эстеты – эстеты секса, эстеты сыска. Сыск и секс – однокоренные слова, имеющие одну цель, и процесс похож: и там, и там тебя имеют по полной. Кто-то обязательно получит удовольствие.
Чаще кто-то
Но Адель та ещё сучка! Нагородит Звонарёву всякой херни. Учитывая нашу взаимную симпатию, запросто накатает на меня телегу и ещё обязательно добавит, что именно я довёл Лизу до самоубийства. Следом я понял, какую допустил ошибку, как попал впросак, и чем это может мне обернуться. А подлая сучка Адель сдаст меня с потрохами, если она что-то знает. Но что именно? Если Лиза планировала смерть, то, возможно, проговорилась. Они и с Адель иногда любили поболтать о вечном, упоминая безликую женщину с косой и в капюшоне. Каюсь, господа, каюсь. Я совершил очень наивный поступок, направив сыскного пса в объятия полоумной литераторши.
Совесть заела, и я посчитал своим долгом предупредить Адель о надвигающейся угрозе, чтоб она не сболтнула лишнего и не нагородила несусветной ерунды. Я б предупредил, и она не стала бы мстить, а ерунды она наговорит сама по себе. Ерунда бывает разная: пустячная и не очень, опасная и смертельная, а Адель способна на многое, как и её буйственная фантазия.
Вечная фантазёрка, Адель…
К счастью, её номер высвечивался на табло, и я впервые по собственному желанию набрал его. Не дожидаясь кончины гудка, Адель ответила. Признаться, она не была удивлена, словно ждала целый день моего звонка. Поэтесса снова пустилась в воспоминания, не давая мне ни единого шанса начать разговор о насущном.
Она медленно причитала мне в ухо, как проплакала всю ночь напролёт и выбросила в урну целую упаковку салфеток. Ей снилась Лиза. Признаться, и мне она снилась, но только отрывками, мимолётно, ещё не собравшись в единый образ. Всё постепенно, уверял я себя и довольствовался малым. Но и Адель не хвасталась полной картиной. Ей Лиза приснилась в образе чудного лепестка, опавшего с вербы и медленно летящего по ветру. Оценив точность метафоры, я предложил написать новый стих. Адель отнеслась к предложению серьёзно, но посетовала, что находится в глубоком кризисе и скорби, отчего ей сейчас не до творчества.
Возникла горемычная пауза, и я перешёл в наступление. Виноватым голосом я сообщил, что со мной разговаривал следователь, но я ничего толком ему не сообщил, а он заставил меня под нажимом дать ему все сведения, касающиеся Лизы. В них попала и Адель. Я искренне извинялся, но Адель восприняла эту новость с прежним хладнокровием и стойкостью.
«Следователь так следователь, – отвечала она. – Прокатит». И не таких эскулапов она ломала и обводила вокруг пальца. Мне пришлось постыдиться, что я предупредил её и испортил сюрприз. Но чему суждено сбыться, того не миновать. Адель даже похвалила меня за проявленную чуткость и добавила, что многое в наших отношениях изменится, и мы станем чуточку ближе. Тактично промолчав, я пожелал ей не спешить в прогнозах наших отношений. Адель издала горький смешок и повесила трубку, а я ещё сильнее запутался.
Получалось, будто тот разговор был нужен больше ей, чем следователю. Пусть выговорится, обещал я себе, и доведёт Звонарёва до нервного срыва. Что мне беспокоиться? Если Адель хочет дружить, то пусть ведёт себя смирно. Девятый день ещё не прошёл, то есть Лиза находится рядом и следит за каждым нашим поступком. В такой момент Адель не станет её огорчать. Тем более, подлая сучка так же верит в её бессмертие, как верю в него я. Лиза ещё жива, в чём всем предстоит убедиться. Как я мечтал в это верить и верил, продолжая обманывать себя, основываясь на сакральном послании. Рукописи не горят и письма тоже. И пусть они написаны не на пергаменте, а набраны клавишами – не имеет определяющего значения. И если послания пишут, значит, это кому-нибудь нужно. Так же как и со звёздами – классика не обманешь, а я нужен Лизе, а Лиза нужна мне – просто необходима…