Инферно Габриеля
Шрифт:
— Ничуть, — засмеялся Габриель, прижимаясь щекой к ее щеке. — Ты в следующую субботу занята? Если нет, мы отметим твой день рождения.
— И как ты предлагаешь праздновать?
— Я тебя куда-нибудь приглашу. Пока еще не решил куда. Надо подумать.
— Мне кажется, нам не стоит показываться вместе в общественных местах.
— Все это решаемо. Мы же с тобой не настолько беспечны, чтобы закатиться в ближайший к университету «Старбакс». Ты мне лучше скажи: ты принимаешь мое приглашение?
Его руки скользнули ей под мышки.
— Принимаю с благодарностью. Только не надо
Но Габриель продолжал, пока Джулия не взвыла от смеха. Ему очень нравилось слушать ее смех, а ей нравились редкие моменты, когда он бывал в игривом настроении.
— Ты, пожалуйста, прости меня за мое дурацкое поведение в кухне. Говорю тебе не ради оправдания: вчера был не самый легкий день, а у меня, в довершение ко всему, из-за гормональных препаратов обостряется чувствительность.
Габриель не сразу понял, что к чему.
— Ты чем-то больна? — осторожно спросил он.
— Тем же, чем каждая женщина болеет каждый месяц, — краснея, ответила Джулия. — Тебе это едва ли интересно слышать.
— Мне интересно все, что связано с тобой.
— Тогда тебе стоит помечать эти дни в календаре, чтобы… не приставать ко мне. Конечно, если наши отношения…
— Джулия, я тебе еще раз говорю: ты нужна мне вся, целиком, а не кусочками и урывками. И наши отношения будут продолжаться. А сейчас такие дни меня больше волнуют… в эмоциональном плане.
Джулия не сказала ему ничего шокирующе нового. Конечно же, Габриель знал об особенностях женской физиологии. Просто до сих пор ему незачем было считаться с чьими-то месячными. У женщин, которых он привозил к себе из «Преддверия», тоже бывали месячные. Наверное, кто-то из них принимал гормоны. Но в такие моменты им было не до любовных приключений и они не появлялись в баре.
Редко какая женщина оказывалась в его постели более одного раза. Но даже если это и случалось, ему бы и в голову не пришло говорить на подобные темы. С Джулианной у них все будет по-другому. Ему хотелось научиться распознавать все оттенки ее настроения, в том числе и внезапную слезливость или раздражительность. Ему было странно и в то же время приятно думать об этом.
— Совсем забыл, — спохватился Габриель. — У меня опять был разговор с моим адвокатом.
— И что он сказал?
— То, что нам с тобой не понравится. Сказал, что мне нужно держаться от тебя подальше. Он влез в эту чертову Декларацию, потом еще расспросил свою коллегу… Словом, в университете принят нулевой уровень терпимости к нарушению регламента отношений. Это касается всех: от студентов и аспирантов до профессоров.
— И что это значит?
— Пока ты находишься на моем потоке, любое нарушение регламента грозит тебе исключением, да еще и с соответствующей записью в личном деле.
Джулия даже застонала. «Ну почему Вселенная вечно придумывает каверзы, мешая их отношениям?»
— Да ты не расстраивайся. Все это мы с тобой и раньше знали. Просто в стенах факультета нам нужно быть осторожнее. Осталось не так уж и долго — недели две. От силы три. Как только Кэтрин выставит тебе оценки за мои семинары, к нам уже никто не прицепится.
— Я боюсь.
— Чего тут бояться? — засмеялся Габриель, погладив ей щеку.
— Если
— Я никому не позволю исключить тебя. Есть правила, и есть… контакты на неофициальном уровне.
Дальнейшие аргументы Габриель приводил уже не словами, а губами, гася каждое ее опасение поцелуем.
Они провели изумительный день. Разговаривали, смеялись, целовались, потом снова разговаривали и снова целовались. Габриель фотографировал Джулию в непринужденных позах. Лучшие снимки получились в самом конце, когда ее смущение достигло высшей точки. Габриель послушно убрал фотоаппарат, решив сделать еще несколько снимков спящей Джулии. Тогда у нее будет безмятежное лицо ангела. Он представил такой снимок на стене спальни и мечтательно улыбнулся.
После обеда они танцевали перед камином. Габриель подобрал самые страстные и чувственные песни из репертуара Стинга, но Джулии было трудно сосредоточиться на их словах. Габриель не переставал ее целовать, и от избытка поцелуев у нее начала кружиться голова.
В какой-то момент они оба остановились, хотя музыка продолжала звучать. Его руки нежно гладили затылок Джулии. Она знала: это только начало каскада ласк. Вскоре пальцы Габриеля уже были на ее плечах, а оттуда медленно поползли вниз по спине, достигли поясницы. Это была своеобразная демаркационная линия. Джулия думала, что теперь его руки двинутся в обратный путь, но не угадала. Он погладил ей живот и повел ладони выше, потом еще выше… пока его пальцы не оказались возле ее грудей. Его сильные руки осторожно обхватили ее груди, сминая белую ткань рубашки, и стали мягко их массировать.
Джулия запрокинула голову.
Габриель, не убирая рук, открыл глаза. Джулия попятилась назад, но не сделала попыток вырваться. Стук ее сердца передавался его пальцам, а оттуда несся дальше. К его сердцу.
— Джулианна, — прошептал Габриель.
Она покачала головой, но ее рот был открыт, а кожа пылала. Она смотрела прямо на него и вдруг шагнула вперед. Ему захотелось убедиться, насколько ласки захватили ее. Он слегка сдвинул пальцы. Джулия закрыла глаза, а когда открыла снова, в их карих глубинах он увидел нечто совершенно новое — жар страсти.
Габриель никак не ожидал, что желание в ней так властно заявит о себе. Это возбудило и его, но не только телесно. Джулия еще никогда так не смотрела на него. Возможно, она сама не подозревала, сколько в ней огня. И тот подонок еще посмел назвать ее фригидной!
Они снова целовались, и он снова ласкал ей груди, пока соски не напряглись и не уткнулись в белую ткань. Джулия тихо стонала от наслаждения, и это лишь подстегивало Габриеля. Он не желал обращать внимание на красные предупредительные вспышки, посылаемые ему разумом. «Еще!» — требовало его тело. Теснее. Крепче. Быстрее. Еще, еще, еще…