Infernum. Последняя заря
Шрифт:
— Ему ты уже не поможешь, — сухо произнес он и буквально затолкал в комнату. Она принялась упираться, кричать, но с ним ей не тягаться. Он закинул ее на плечо и понес к разбитому окну. — Твоя жизнь ценнее!
— Что? — она не понимала, о чем он, ее слух и разум заполонило горе, вырвавшееся судорожным всхлипом — сил на крик не осталось. Она пыталась вырваться, но ее попытки были пустым сотрясанием воздуха. Руки не слушались, сдавшись под грузом пережитого. Один миг — и не осталось ничего. Ее жизнь завершена, так имеет ли значение, как и где. Она безвольно повисла, вручая себя
— Надо спрятать тебя! Сиди тихо, — сочувственный взгляд, которым он оглядел ее, положив на землю под кроной цветущей яблони, скрывая ото всех, не напоминал больше того угрюмого и подозрительного Луйса, которого она знала. — Мне надо вернуться, жди здесь! Поняла? — не увидев в ее глазах ответа, он повторил: — Ты слышишь меня? Никуда не уходи. — Его взгляд пронзал ее насквозь, сейчас она даже мечтала увидеть в них красное пламя, которое спалит всех, кто принес в деревню смерть и разрушение. Но они оставались ярко-зелеными и смотрели на нее умоляюще.
— Да, — она кивнула и прилегла, свернувшись калачиком. — Мне некуда идти. — Он прикрыл глаза, выдохнул, будто хотел что-то еще сказать, но сдержался, резко встал и ушел туда, где огнем и кровью пылала скорбь.
Она провалилась в забытье. Где-то вдалеке слышались крики и плач, грохот падающих камней, воздух пропитался запахом дыма. Она продолжала падать.
Темнота заполоняла ее, боль в груди усиливалась, грозя выжечь на сердце клеймо — вечное напоминание о содеянном. Рука, державшая нож, тряслась, а по ней в сторону плеча стали разрастаться черные линии — будто по венам потекла тьма.
«Теперь ты свободна. Свободна».
Она пыталась отогнать чернь, пыталась открыть глаза, ей нужно очнуться. Она не может сдаться сейчас.
«Месть. Ты отомстишь. Мы отомстим».
Голос продолжал нашептывать, но она ощущала его враждебность. Она ощущала его нетерпение. Она чувствовала, как голос жаждет крови. Жаждет смерти. Она должна бороться. Она не позволит…
«Не-е-ет, дитя. Ради чего? Ради ко-о-о-го-о?»
Ради кого. У нее нет ответа на этот вопрос. Она должна была умереть, но умерли те, кто ей дорог. А она жива. Она не заслужила. И она пала. Ее никто не спасет.
— Ида, тихо-тихо, очнись! — кто-то тряс ее за плечо. — Ида, ты слышишь? Тш-ш-ш! Тихо, я здесь. Ты не одна, тш-ш-ш. — Она почувствовала каплю на губах, соленая. Она плачет? Чьи-то руки обняли ее и успокаивали. Чьи-то руки вынесли ее из мрака. Им можно верить. В них тепло. В них спокойно. Она не открывала глаза, лишь забилась в этих объятиях в горьком плаче, который вырвался наружу. Он качал ее, как младенца на руках, его тихий шепот успокаивал, а ладонь, скользящая по волосам, дарила покой.
— Не отпускай меня, не оставляй одну.
— Ты не одна, я здесь, я всегда здесь.
Их тихую беседу нарушил шелест травы и шаги, приближающиеся со стороны дома. Его руки напряглись, но он не выпустил ее, а она была не в силах открыть глаза и встретиться с этим миром. Последние минуты своей жизни она проведет именно так.
— Ида? — голос заставил ее открыть глаза, и, поняв прежде, чем увидев, кому принадлежит голос, она вырвалась из объятий. Осознание произошедшего выбило почву из-под ног. За спиной того, кто ее обнимал, стоял Ишас и в его лице смешались обида, страх и …
— Ишас? Я думала, — она думала, что это его руки подарили ей минуты покоя. Но теперь… Ишас не дал ей договорить, он поборол обуревавшие его чувства и настороженно приблизился:
— Ты в порядке? Я тебя везде искал. — Он опустился перед ней на колени и осторожно, будто боялся спугнуть, протянул руку к ее лицу и осторожно смахнул слезу. Они посмотрели друг другу в глаза и в их молчании было больше слов. Все, что они не сказали друг другу, все, что скрывали и в чем боялись признаться даже самим себе — все стало настолько очевидным, настолько настоящим, что слезы, полившиеся в эту секунду из глаз были слезами сожаления об упущенном времени. Но у них больше нет времени.
— Хорошо, что ты пришел. Позаботься о ней, я должен вернуться, — голос Луйса будто пробудил их, напомнив, что они не одни. — Сколько их осталось?
— Человек пять осталось, но капитан, кажется, убит, — Ишас встал, — так что нам надо идти, помочь оставшимся солдатам и хотя бы потушить огонь, — он схватился за голову, пытаясь справиться со всем.
— Солдаты тебя прикончат в тот же миг! Ты для них теперь такой же азкаретец, предавший Империю, предавший императора, впустивший врага на территорию. Включи голову, ты ж не дурак. — Луйс попытался донести очевидную мысль до Ишаса.
— Если падет весь отряд, никто не будет разбираться! Мы можем еще все объяснить…
— Щенок! Ты понимаешь, о чем говоришь? Патани знал, что сюда придет Аз-Карет, Патани нужны те, кого он в этом обвинит, чтобы, не развязывая войны, забрать насовсем эту землю. Без податей, без заставы. И люди на этой земле ему в принципе не нужны.
Осознание безвыходности ситуации Ишас выразил крепким словом, из-за чего повернулся к Иде, ища прощения. Но Ида будто и не слышала их разговора, она смотрела в одну точку, а по лице продолжали течь ручейки слез. Руки, измазанные в крови, дрожали. Ишас опустил голову, пытаясь найти хоть какое-то решение, чтобы спасти ее, спасти всех, кого сможет.
— Вам нужно оставаться тут, а этим солдатам нельзя добраться до города. Иначе завтра здесь будет армия, ты понимаешь, о чем я? — он не завершил свою речь, увидев испуг Иды. Она очнулась и переводила взгляд с одного на другого, словно не понимала, где находится. — Позаботься о ней, — с этими словами Луйс вплотную подошел к Ишасу. Ида не видела его глаз и выражения лица, но почему-то была уверена, что он одним взглядом убедил Ишаса. Тот кивнул.
— Никуда не уходите, пока я не вернусь, — Луйс похлопал Ишаса по груди, будто они были лучшими друзьями, и сжал плечо.