Инферняня
Шрифт:
— Следующий вопрос, — сказал Томас.
— „Соответствующие“, — сказала я.
— Ах, да, — вспомнил он и спросил виновато: — Я хоть не больно пнул тебя по ноге тогда?
— Больно, — сказала я. Ну может и не так уж и… Но он так мило раскаивается: глаза его становятся похожими на глаза спаниеля миссис Кривич со второго этажа, а брови так трагично сходятся у переносицы!
— Извини, — сказал он очень мило. То есть со всеми перечисленными мною атрибутами его раскаяния.
Я полюбовалась на них немного…
— Итак, соответствующие?
— Ага, — сказала я.
— Олимпийцы, как и все боги, бессмертны.
— Я знаю.
Ну может про всех богов я и не знала, но про олимпийцев мне же Селия не далее как позавчера сообщила.
А Томас продолжал:
— И они избегают всего, что связано со смертью — например, склепы.
— Избегают? — переспросила я.
— Скажем, для них это не любимые места для прогулок, — сказал Томас.
— Но это значит при необходимости они вполне могли бы туда зайти. Это для них не как… для нас… э — э… космос. Или налоговая.
— Да. Но они предпочитают этого не делать. Говорят, это отнимет у них несколько лет жизни.
Значит, как налоговая.
— Хотя, — продолжал Томас, задумчиво рассматривая противоположную стену, хотя на ней ничего особенного, кроме замысловатой трещины на штукатурке, видно не было, — они же бессмертны, то есть живут бесконечное количество лет. А от бесконечности какое число не отними, останется все равно бесконечность…
Иногда Томас мне кажется слишком заумным. Но потом он сказал:
— Так что их объяснение слишком неубедительное.
— Зачем же они врут? — сразу оживившись, спросила я.
Томас пожал плечами и ответил, заговорщически наклонившись ко мне:
— Если ты бог, признаваться в страхах совсем не по рангу.
— Хи — хи…
— Поэтому они зовут соответствующих — тоже греческих богов, но кто по работе имеет дело со смертью… — сказал Томас и давай перечислять всякие нелепые имена, я запомнила только „Аид“ и „Хырон“, а может, „Хаврон“.Томас еще сказал, что этот Хаврон — перевозчик через реку. Только при чем тут смерть?
Томас поднялся:
— Теперь мы можем идти?
Я тоже вскочила:
— Конечно. А куда?
Томас уже заворачивал за угол, и я как раз догнала его, когда он обернулся, отчего мы едва не стукнулись носами, и ответил:
— К Зевсу.
— Это его Гермес боится?
— Да.
— Но зачем нам к Зевсу?
— Как ты думаешь, от кого он узнал о том, что Селия украла амброзию?
— Думаешь, от Петера?! — вскрикнула я так громко, что какой-то парень в круглых очках шарахнулся от нас и, вписавшись в стену, растерял все свои тетрадки.
Томас приглашающе распахнул тяжелую высокую дверь, мы вышли во двор.
— Но Петер не говорит толком! — уже тише сказала я.
— Думаю, у Зевса на кухне амброзии полно — и детской в том числе.
— Значит, Петер может быть уже взрослый? — поразилась я.
— Его украли вчера утром. Амброзию дают вместо еды?
— Ага.
— Но чем старше ребенок, тем больше может съесть амброзии. Так что… В школу его отправлять можно наверняка.
— В школу никого отправлять нельзя.
— Негативный личный опыт?
Мне вспомнились плевки жеваной бумагой в голову в младших классах и унизительные лапания в старших. Неужели большую часть учеников составляют дети бандитов?
— Бр — р, — только и произнесла я.
— Понятно, — кивнул Томас. — Я бросил школу в последнем классе. Надоело возвращаться битым каждый день. Потом сам готовился к выпускным экзаменам.
— И сдал?
— С высшими баллами, — горделиво сказал он.
Влившись в толпу выходивших студентов, мы вышли на улицу и направились к лимузину.
Томас оглянулся вокруг:
— Интересно, куда подевались эти двое?
Он раскрыл сотовый, снова закрыл с досадой.
— У тебя нет их номеров? — догадалась я.
— Нет, — сказал Томас. — Наверное, Швайгер потащил Вивиан завтракать в кафе, — Томас указал на кафе через улицу неподалеку и уселся на водительское сиденье: — Поехали.
Я влезла в салон.
— Пристегнись, — велел Томас.
Я нашла ремень, прятавшийся в глубине велюрового диванчика и, едва защелкнула его, как на крышу прямо над моей головой что-то сверзлось, наверное, метеорит. И крыша прогнулась, прям до моей макушки!!!
Я, вместо того, чтобы спокойно отстегнуться, сначала рванулась вперед, как испуганная лошадь, потом, осознала, что ремня не порвать — а по крыше что-то с грохотом каталось туда — сюда, потом будто исчезло, но через секунду снова упало, создав вторую вмятину — и к этому моменту я каким-то образом умудрилась выползти из-под ремня вниз и на карачках направилась к выходу. Не думайте, что все это время я молчала, как рыба! Томас сказал, что ему сначала показалось, что включилась сигнализация, потом, когда в визге он разобрал некоторые слова — не могу их здесь привести, вы и сами догадались, какие примерно — он понял, что это всего лишь я.
Мне показалось, я полчаса дергала ручку дверцы, прежде чем она открылась, и я наконец кубарем вывалилась на асфальт.
Но и тут мне не было спасенья! Меня сбили с ног, не успела я подняться, но потом наконец-то появился Томас, схватил меня за руки и вытащил в сторону. От двоих дерущихся человек.
Швайгер сцепился с Гермесом и они катались по траве, молотя друг друга.
Томас на них и не смотрел, а с сожалением смотрел на крышу автомобиля, похожую на поверхность луны (Да не учила я астрономию. Зачем, когда есть телевизор?)