Инферняня
Шрифт:
Вивиан плакала:
— И зачем только я поехала с вами? Вы безумцы!
— Куда кони полетели? — спросила я Томаса, вместо того, чтобы отвечать Вивиан.
— К поэтам. Чтобы вознести их на крыльях вдохновения, — улыбнулся Томас. — А мы прибыли.
Он легонько дернул за вожжи — шланг, и тележка, скрипнув колесами, двинулась в сторону туманного холма.
— Это гора Олимп? — с сомнением спросила я Томаса.
— Конечно нет, — ответил он.
— Ты вроде говорил, что они живут на
— Да, — сказал Томас. — Так принято говорить. Вообще-то — НАД горой Олимп.
Мы не поднялись на холм, а проехали сквозь туман. И очутились на прекрасной зеленой равнине: текла река, белые дома — одно- и двухэтажные — были разбросаны там и сям, паслись коровки и овцы. Единственное, что выбивалось из этого пейзажа — белоснежный, этажей в тысячу, небоскреб! Он стоял далеко, на другом краю села, но даже с такого расстояния выглядел ну очень высоким.
— Нам туда, — сказал Томас.
Здесь было светлее, чем внизу, на земле — почти как днем.
— А разве уже не ночь? — удивилась я.
— Ночь, — ответил Томас. — Но на Олимпе не бывает ночи. Всегда день. Я читал, облака как-то по — особенному здесь отражают свет…
Где-то за холмами, далеко за небоскребом, похоже, только закатилось солнце. И небо над зданием отливало розовым.
Неожиданно перед нами неизвестно откуда появились два дородных детины метра по два ростом, в доспехах каких-то несерьезно — нелепых: они сияли, как золотые, все были в разноцветных камешках и еще по низу и по рукавам украшены перьями. Ой, да это же вовсе не детины — мужчины! Это же тетки — в доспехах!
— Оры, — тихо произнес Томас.
Оры не рявкнули „Стоять“ или „Ваш пропуск“ или „Катитесь вон отсюда, мерзавцы!“, они пропели оперным сопрано:
— Оставьте ваше транспортное средство здесь.
Томас кивнул, слез с тележки и помог спуститься нам.
— Мы пешком до туда потащимся? — завопила Вивиан.
— Да, — только и ответил Томас.
И пошел вперед, по направлению к домикам. Я направилась за ним — каблуки просто вкапывались в землю при каждом шаге, я сняла туфли и взяла их в руки. Ух ты! Травка была мягкой — премягкой, а земля — будто прогретой солнцем.
Вивиан туфли не сняла, а потому тащилась позади, с трудом переставляя ноги.
— Почему нас даже не спросили, к кому мы, кто мы, и все такое, — удивлялась я.
— А чего и кого им бояться? Они же боги, — сказал Томас.
— А налоговая? — предположила я.
— Думаешь, боги платят налоги? — сказал Томас.
— Ну… А что — не платят?
— А какому государству они, по — твоему, должны их платить?
— Не знаю. Какому захочется.
— Думаю, им не хочется, — сказал Томас.
— Значит, они несознательные, — сказала я.
— Еще какие несознательные, — вдруг сказала Вивиан.
— И потом, — сказал Томас. — Налоговой сюда никак не забраться.
Мы поравнялись с домиком, возле которого сушилось белье на веревке. Один конец веревки был привязан к опоре крыльца, другой — к покосившемуся столбику с большим табло из фанеры.
Сушились две простыни, две наволочки, и штук сто носков. Причем все они были полосатые. А когда мы приблизились, то увидели, что все они еще и дырявые — да непросто, а прямо-таки изодраны в клочья!
— Хм, забавно, — сказал Томас. — И кто этот любитель дырявых полосатых носков?
На табличке аккуратно, с завитушками, было написано: „Кыш. Носки мои“. И все. Даже без подписи.
— Это кентавр Хирон, — сказала Вивиан. — Старый идиот. Он натягивает носки на копыта.
— Да?! — поразилась я. (Теперь понятно, почему они такие рваные!) — Но зачем?
— Для красоты, — пренебрежительно пожала плечами Вивиан.
— А может, у него копыта мерзнут, — предположила я.
— Или скользят по мрамору, — улыбнулся Томас.
— И где здесь мрамор? — развела я руками, показывая, что вокруг травка — муравка, вполне даже подходящая для копыт поверхность.
— Там, — кратко сказал Томас, показав рукой на небоскреб.
Который, между прочим, не приблизился ни на метр. Сколько же до него топать?!
— Кто пустит лошадь в здание? — сказала я.
— Кентавры — не лошади, они полулюди — полулошади, — сказал Томас.
— Все равно, — сказала я.
— А ходят они туда на работу, — сказал Томас.
Так вот почему вокруг ни души! Все на работе в этом небоскребе.
Эту догадку я высказала вслух.
— Нет, — сказал Томас. — У греческих богов ненормированный рабочий день, то есть, они приходят на работу в разное время…
— Да, — подтвердила Вивиан и добавила сердито: — Некоторым достаточно заглянуть туда минуты на три, а некоторые работают целыми сутками, ждешь их ждешь дома, как дура…
Это она, видимо, о чем-то о своем.
— У них и зарплата есть? — спросила я.
— Нет, — сказала Вивиан.
Наверное, потому что они сами могут получить все, что захотят.
— Зачем же им работать? — спросила я.
Ну вот я, например, если бы не нужны были деньги… А вы бы — тоже бросили все к черту, правда?
— Ради удовольствия, — ядовито произнесла Вивиан.
— Попробовали бы они не явиться, когда их босс — Зевс, — сказал Томас.
— И кому это „Кыш“, — шла и рассуждала я. — Как будто кому-то нужны его носки… И не водятся же тут воры…
— Почему же, — усмехнулась Вивиан.
У Томаса один угол рта пополз вверх.
— Что? — сказала я. — Водятся?