Инферняня
Шрифт:
Видимо, его это удручало. А кого нет? Я вот тоже от своих все скрываю. Они думают, я подрабатываю няней: обычной, разумеется, – зарабатываю деньги, чтобы пробиться на Бродвей, и беру уроки танцев и пения. (За этим мы и рванули с Кэтрин в Нью-Йорк полгода назад.) На семейных вечеринках нам приходилось исполнять номер из «Кошек». Мы завывали «Мэкавети, Мэкавети» от всей души – так, что мои верили, а соседи пугались, что поблизости завелись дичайшие койоты.
Так что там Томас хотел сказать о контрактах?
– И
– Неважно, – пробубнил он и встал, как будто чтобы размять ноги.
– Нет, важно.
– Да нет. Зря я поднял эту тему. Это не имеет значения.
– Эй, – я тоже встала. – Чего ты там темнишь?
Он обернулся, руки в карманах.
– В некоторых случаях… увольнение.
– Ничего себе! Как жестко! И ты это сост…
– А в некоторых – смертная казнь, – договорил он.
Я так и села. Меня могут казнить? Ну, там уж, наверное, я должна такое натворить! Так что ко мне это никакого отношения никогда иметь не будет. Спросила спокойно:
– А за что смертная казнь?
– В том числе за то, что ребенка унесут гарпии. Извини, я не хотел тебя пугать. – Он присел рядом и взял меня за руку. – Я ведь думал, ты и так знаешь, ты же подписала контракт. И ты так переживала, когда появились эти твари…
– Я испугалась за Петера!
Он погладил меня по руке:
– Извини.
– Да ладно уж.
Его ладонь была большая и теплая, и когда он задержал мою руку в своей, стало так спокойно и все страхи на свете исчезли. Вот странно.
– Ты передашь в агентство, чтобы они разыскивали Селию? – спросила я.
– Да, – ответил он.
Его ладонь ушла – он потер подбородок в задумчивости. Я вздохнула.
– С Селией Барментано и амброзией не все понятно, – произнес Томас, – зачем бы она оставляла бутылку, если забрала всю амброзию целиком? Зачем тратить время, переливать напиток в другую тару, когда в любой момент тебя могут застукать?.. У тебя никакая посуда не пропала?
Понимаете, я не стала рассказывать про сверток с деньгами. В событиях, о которых я сообщила Томасу, они не играли никакой роли. Да и вообще, говорить в приличном обществе о деньгах не принято, правда?
– У меня была одна кастрюля.
– Да? – оживился Томас.
– Она стояла в шкафу. Большая такая, с крышкой.
– Ну вот! – сказал Томас.
– Что – вот?
– Селия – если предположить, что это была она, – плеснула туда немного амброзии.
– Немного? Да в эту кастрюлю я войду! Если бы она взяла немного, выбрала бы тару помельче – у меня там набор пивных кружек стоял, с удобными захлопывающимися крышками!
– Ты так любишь пиво? – поднял он одну бровь.
– Да не очень-то. Это подруга подарила на день рождения.
Кэт всегда дарит подарки не раздумывая особо. Зато никогда не знаешь, чего ждать. На мое восемнадцатилетие она приперла непонятной формы лук со стрелами, сказала, что он называется арбамет или араблет (не помню уж точно) и что когда она его увидела, то сразу поняла: это именно то, что меня обрадует. Я и правда тогда обрадовалась – тому, что на этот раз это, слава богу, не громадный расписной керамический горшок (который я передарила тете Маргарет, а она вкопала его в саду и посадила туда большой цветущий куст).
– Амброзию невозможно отлить в кружку, – сказал Томас. – Она как шампанское, которое хорошенько потрясли. Она разбрызгается на три фута вокруг… – Потом задумчиво добавил: – Значит, кроссовки ей понадобились для подросшего сына.
– Для Мосика? И швейцар их сказал, лет семи… Значит, она дала ему выпить ого-го сколько, если он так вырос!
– Амброзия действует по-разному – в зависимости от природы существа. Вампиру достаточно глотка, чтобы повзрослеть на несколько лет. Полубогу нужно пить ее несколько дней. А богу – и того дольше.
– Да? Ну… Если Селия взяла чуть-чуть, куда же делось все остальное? – спросила я.
– Не знаю, – Томас пожал плечами. А потом вдруг спросил с улыбкой: – А ты что, всегда проверяешь, на месте ли кастрюли, когда приходишь домой?
– Да, – сказала я, немного смутившись.
Томас раскрыл мобильник и нажал кнопку:
– Агент Томас Дабкин. Выдайте общий запрос о местонахождении супругов Барментано и их сына Микеланджело, по-семейному – Мосика. Так? – обратился он ко мне.
Я закивала. А он продолжил говорить в трубку:
– Да. Попросить не уезжать и дождаться меня для беседы. Имеется информация, что Селия Барментано незаконно присвоила некоторое количество амброзии. Да, в Нью-Йорке.
Он положил телефон в карман пиджака, который лежал рядом на спинке дивана.
– Ты забыл объявить в розыск Гермеса Олимпуса, – сказала я и важно скрестила руки. А вы бы что чувствовали, подсказывая, что делать агенту 007?
– Официально он не пропадал.
– А как же автоот…
– Запись на автоответчике могла быть шуткой.
– Но… – взвилась я.
– Нет, я-то понимаю, что он был абсолютно серьезен, – Томас поднял руки вверх, словно защищаясь. – Но. Официально до завтрашних, то есть уже сегодняшних, двух часов дня Гермес Олимпус имеет право быть где угодно. И никого, в том числе и тебя, это не касается.
– Значит, мы будем сидеть и ждать двух часов, а он в это время улетит… – я взмахнула рукой, – черт-те куда.
– Он и так уже черт-те где, – сказал Томас. – Не переживай ты. Не прижучим Гермеса, так у Петера еще и мать должна быть.