Инкуб
Шрифт:
– Ты же сам этого захотел? – удивилась его тону Светлана.
Доля в ЗАО «Осирис» принадлежала поначалу Мокшину, точнее его жене, матери Светланы, но вице-губернатор подарил их дочери на свадьбу. Пакет был солидным и уж конечно Кобяков не мог оставить его без внимания, а потому принимал самое активное участие в делах фирмы Брагинского. Немудрено, что Аркадий Савельевич позвонил в первую очередь ему, смерть Валентина Васильевича касалась Эдуарда никак не меньше, чем самого Завадского.
– Я что-то неправильно сделала? – покосилась Светлана на расстроенного мужа. – Мне не следовало ехать
– Ты все сделала правильно, – поспешил успокоить жену Эдуард. – Просто меня огорчила нелепая смерть, Валентина Васильевича.
– Никогда не любила собак, – вздохнула Светлана. – Как чувствовала…
В доме Завадских Кобякова ждали. Хозяин встретил его на крыльце, пожал руку и лично проводил в гостиную. Елена Семеновна, которой Эдуард не преминул поцеловать ручку, любезно ему улыбнулась. Хозяйка суетилась в столовой, из чего гость сделал вывод, что Завадские еще кого-то ждут.
– А Верещагин в курсе? – спросил Эдуард у озабоченного Аркадия Савельевича.
– Я ему звонил. Он потрясен этим трагическим происшествием не меньше, чем мы с тобой.
Завадский был рослым, под метр восемьдесят, холеным, полноватым мужчиной пятидесяти лет, с красивым, чуть тяжеловатым лицом и небольшими заплывшими жирком глазами. Обычно Аркадий Савельевич держался солидно, двигался медленно и плавно, словно боялся нечаянно расплескать переполнявшие его по самую лысую макушку достоинства, но сегодня он явно нервничал, суетился и вообще производил впечатление взвинченного и даже чем-то напуганного человека. Возможно, на него так подействовала жутковатая смерть компаньона, но, не исключено, что ему открылись какие-то новые неприятные обстоятельства.
– Вы ждете гостей? – спросил Кобяков, поудобнее устраиваясь в предложенном хозяином кресле. С этого места он мог наблюдать не только за Аркадием Савельевичем, не отходившим от окна, но и за его супругой, кружившей у стола. Благо широкий проем, соединявший гостиную и столовую, позволял это сделать. Эдуард, проделавший вчера немалый путь, сильно проголодался, и уж конечно глазунья, приготовленная супругой, не смогла утолить его аппетита. А Елена Семеновна, кроме всего прочего, славилась своим умением готовить.
– Я жду Попеляева, – вздохнул Завадский.
– А психиатр здесь при чем? – удивился Эдуард, кося взглядом на хозяйку. Елена Семеновна, несмотря на возраст, любила носить короткие платья, благо было что показать миру. Но сегодня, по мнению склонного к консерватизму Кобякова, она явно перестаралась. Светлое легкое платье слишком вызывающе обтягивало ее пышные формы, особенно когда она склонялась над столом.
– Брагинский прислал мне видеопослание, – сухо отозвался Аркадий Савельевич, – и я хочу знать, что оно означает.
– Но ведь он умер! – почти вскрикнул Кобяков.
– Ты сегодня плохо соображаешь, Эдик, – покачал головой Завадский. – Он записал его заранее, на случай своей смерти, а вчера Мария Дробышева, выполняя волю покойного, принесла диск мне.
– Выходит, Брагинский предчувствовал свою смерть? – спросил потрясенный Кобяков.
– Он ее ждал, Эдуард!
– Но это невозможно, – запротестовал гость. – Я еще понимаю, если бы его пристрелил снайпер, но при чем здесь бродячий пес?
– Пса, между прочим, можно натренировать, – усмехнулся Завадский. – Очень эффективное орудие убийства. Пойди потом докажи, что это не трагическая случайность.
Мелодия, неожиданно зазвучавшая в комнате, заставила вздрогнуть и хозяина, и гостя. Завадский, впрочем, мгновенно опомнился и бросился в холл. Судя по всему, Аркадий Савельевич намеревался лично встретить Семена Александровича Попеляева, стоящего сейчас у ворот усадьбы. Елена Семеновна уронила вилку под стол, тем самым подтвердив народную примету. Кобяков с интересом наблюдал за женщиной, склонившейся в неожиданном поклоне. Точнее, за ее задом и ногами, как раз в это мгновение попавшие в поле его зрения. Тыл у Елены Семеновны оказался еще более вызывающим, чем у Светки, хотя обстоятельства, заставившие ее принять столь откровенную позу, были куда менее скандальными. Неудобная поза привела к беспорядку в одежде, платье задралось столь высоко, что Кобяков невольно смутился. И даже покраснел, когда вдруг перехватил взгляд выпрямляющейся Елены Семеновны. Завадская поправила платье и вновь вернулась к прерванному занятию, оставив Эдика наедине с собственными мыслями по поводу возникшей неловкой ситуации.
Попеляев с Завадским очень вовремя появились в гостиной и своим появлением отвлекли Кобякова от невеселых воспоминаний о событиях минувшей ночи.
– Конечно, он был не совсем здоров, – грустно сказал Попеляев, видимо продолжая начатый еще на крыльце разговор.
– Неужели на него так подействовало то происшествие на охоте? Ведь это была трагическая случайность. Нелепое стечение обстоятельств.
– Но, согласитесь, Аркадий Савельевич, потрясение получилось нешуточным. Стрелять в волчицу, чтобы потом увидеть мертвой бывшую жену.
– Честно говоря, я понятия не имел, что Брагинский знаком с убитой женщиной, – растерянно произнес хозяин. – Валентин Васильевич вел тогда себя очень достойно. Взял всю вину на себя. Хотя его вины, как и нашей, впрочем, не было никакой. Убийцу ведь потом нашли и даже осудили.
– Томилин признал свою вину, – кивнул Попеляев. – Человеческая психика – очень тонкая штука. Образ несчастной женщины буквально преследовал, Валентина Васильевича все последующие месяцы. Я, разумеется, помогал ему, чем мог. Но его душевная рана оказалась слишком глубока. К тому же я многого не знал тогда, и подробности этого несчастливого брака открылись мне только вчера.
– Давайте прослушаем его послание, – предложил Завадский. – Думаю, не только нам, но и Эдуарду будет полезно узнать все из первых уст.
Дружеский ужин, похоже, откладывался на неопределенное время, и проголодавшийся Кобяков невольно подосадовал на хозяев. Хотя отчасти он был согласен с Аркадием Савельевичем, лучше самому услышать предсмертную исповедь Валентина Васильевича, чем полагаться на чужой пересказ. Завадский вставил диск в видеомагнитофон и присел на диван рядом с Попеляевым. Через мгновение на экране появилось озабоченное лицо Брагинского, настроенного, судя по всему, на предельную откровенность. Предсмертное послание это вам не шутки. Кобяков почувствовал легкое волнение и весь обратился в слух.