"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
«Странно было бы продавать то, что приносит тебе хороший доход», – думал барон, прекрасно понимая местных сеньоров, может потому, что и сам был сеньором и так же, как и местные господа, не хотел продавать ни одного клочка своей земли.
А городской голова продолжал:
– И тогда они спрашивают: а зачем нам такой бургомистр, который не может ответить на простой вопрос? И мне опять нечего им ответить. Нечего… Хотя есть одно решение, которое очень могло бы помочь городу… – тут Тиммерман делает паузу, отпивает вина и лишь после этого, всё ещё не отводя от генерала глаз, продолжает: – За рекою – земли курфюрста из его личного домена. Весь противоположный берег – это его земля, и мы, зная, что одним из правил герцога
Волков и знать не мог, что здесь, на реке Эрзе, Его Высочество имеет доменные уделы. Впрочем, он и не должен был о том знать. Как не знал он и того, как помочь городу. Раз герцог не продаёт свои уделы, то каким образом вассал сможет уговорить своего сеньора это сделать? Барон вилкой отломил кусочек прекрасной варёной рыбы, но есть не торопился, и тогда бургомистр произнёс:
– Город готов заплатить за десятину земли на том берегу двадцать пять тысяч талеров. Нам нужны на той стороне реки пирсы, где смогут швартоваться баржи, и склады, где мы сможем складировать урожай по осени. И не будем каждый год заключать новые договора аренды. Понимаете, дорогой генерал? Мы не можем начать надобное нам строительство складов и причалов на землях, хозяевами которых не являемся. Не хотим зависеть от жадности или злой воли соседей наших, посему и готовы заплатить такие деньги.
«Двадцать пять тысяч талеров за десятину?». Волков положил вилку с рыбой в тарелку; тут было нетрудно забыть про еду: деньги были неслыханные. Ну, разве что в городской черте Вильбурга или Ланна земля могла стоить так дорого.
А бургомистр, видя, какую реакцию вызывает у собеседника, продолжал недвусмысленно намекать:
– А если кто-то умный и имеющий вес при дворе взялся бы похлопотать о деле этом, город Фёренбург – в случае удачного разрешения, разумеется, – готов бы был отблагодарить такого человека пятьюдесятью тысячами монет.
Пятьдесят тысяч! Да, эта сумма могла бы серьёзно облегчить его финансовое положение. Он мог бы закрыть просроченные выплаты процентов по долгам за прошлый год и полностью заплатить проценты за год начавшийся. И ещё осталось бы серебро, чтобы хоть немного погасить и сам долг. Да… эти деньги дали бы ему передышку, очень важную передышку.
Но как уговорить герцога продать этот небольшой клочком земли? Сам же Тиммерман сказал, что принц ни при каких условиях не желает расставаться с землёй. Волков уже подумал о том, что, возможно… Возможно Хельмут Вайзингер сможет ему что-то объяснить в этом деле. Ну, не зря же он хранитель имущества Его Высочества Карла Оттона Четвёртого, герцога и курфюрста Ребенрее. Нет, генерал прекрасно понимал, что Вайзингер ничего решить в этом деле не сможет, не того веса фигура – если бы он что-то мог, с таким пройдохой местные нобили давно бы и без генерала договорились, – но хоть немного прояснить ситуацию с землёй он, наверное, в силах.
А пока генерал размышлял, бургомистр снова принялся за рыбу, хотя и продолжал убеждать барона, говорил, что он лицо весьма влиятельное при дворе – скорее всего, до города дошли слухи, что на последнем праздничном обеде генерал сидел весьма близко к принцу, – и что в Фёренбурге об этом знают.
И, продолжая этот интересный разговор, бургомистр добавляет:
– Ежели курфюрст согласится продать надобные нам десять десятин на том берегу, мы будем преданы нашим с ним договорённостям и дальше. Город Фёренбург будет исправно платить в казну курфюрста пошлины и сборы и ежедневно молиться за его здравие.
И вот эти последние слова были намного более значимыми и весомыми, чем все их предыдущие разговоры. Но вся суть их дошла до генерала не сразу, несмотря на его сообразительность.
«Если курфюрст согласится… Если курфюрст согласится, вы будете платить, как и раньше… А если нет? Что тогда? Тогда вы оставляете за собой право уже не молиться за здоровье принца? Или что-то ещё?».
Вот теперь барон стал понимать, что всё обаяние господина Тиммермана, вся душевность и радушие этого ловкого человека – всего-навсего ширма, прикрытие для холодного и расчётливого дельца, готового пойти на многое ради своей цели. И следующие слова бургомистра лишь укрепили его в его догадках. Городской голова, чуть наклонившись вперед, негромко произнёс:
– Мы знаем о незавидном положении курфюрста. Казна его пуста. И сейчас самый удобный случай для такого дела. Кстати, – бургомистр снова принялся за рыбу и уже не глядел на собеседника, – городу Фёренбургу всё равно, кому достанутся триста тысяч серебряных монет, если земли… если самый малый прибрежный клочок земли на том берегу перейдёт под руку города.
«Городу всё равно, кому достанутся деньги? Всё равно? – эти слова на первый взгляд были просты, но умный человек, такой как барон, и в них находил едва уловимый подтекст. – Всё равно? Даже если это будет… ну, к примеру, ван дер Пильс? А что? Триста тысяч монет – как раз те деньги, на которые можно без быстро собрать весной новую армию для знаменитого еретика! Ему это труда не составит. А может, и предыдущую он собирал на ваши деньги? А что? Это было бы выгодно Фёренбургу. Случись безбожникам войти в город, и он сам собой отпадал от герба Ребенрее, а с ним и все земли за рекой. Они бы поделили все здешние угодья Его Высочества. А они, наверное, немаленькие, а если и маленькие, то всё равно ценные. За безделицу никто не стал бы давать три сотни тысяч серебряных монет. И ван дар Пильсу хватило бы землицы, и его генералам, и городу. Всё были бы счастливы, ну, кроме моего сеньора, конечно».
Ах, как всё это дело не нравилось Волкову! Этот грязный город, все эти сложные дела, злые и хитрые люди. Так не нравилось, что хоть собирайся и беги к себе в Эшбахт. К жене, к госпоже Ланге. И чёрт с ними, с долгами. Уж как-нибудь с деньгами он дело разрешил бы. Барон уже стал мечтать, как хорошо было бы написать письмо Реддернауфу, сослаться на обострившуюся болезнь и, собравшись, сесть в карету и быстро уехать отсюда. Но это привело бы герцога в ярость. Как минимум… Как минимум. А сейчас, после того, что устроила эта безмозглая курица с сыном герцога, ему придётся воздержаться от подобных простых решений. Так эти мысли были для него тяжелы, что генерал, так и не тронув вилку с куском рыбы. Посидев, поглядев на бургомистра, который, кстати, тоже уже кушал без особого удовольствия, генерал и говорит:
– А что, время для подобной просьбы вы выбрали удачное. Казна у Его Высочества действительно пуста, на последнюю войну с ван дер Пильсом, по слухам, принцу пришлось занимать деньги под большие проценты. Ваше дело о прибрежных десятинах может и выгореть.
– Так вы берётесь? – с надеждой в голосе спросил бургомистр.
– Я напишу несколько писем, кое-что узнаю, что-то уточню; думаю, через недельку я смогу уже сказать вам, стоит ли нам на что либо надеяться.
– Меня радует уже то, что вы сказали «нам», – произнёс городской голова, беря стакан с вином. – Давайте выпьем, дорогой генерал, за то, чтобы у нас хотя бы появилась надежда.
Они оба осушили свои стаканы до дна. И, кажется, бургомистр чуть повеселел после этого, уж и непонятно отчего – то ли от выпитого, то ли от того, что барон его обнадёжил. Господин Тиммерман вытер салфеткой губы и сказал:
– Пойду распоряжусь, чтобы подавали сыры и сахарные фрукты.
При этом он уже встал, но тут к их столу быстро подошёл Хенрик и, кивнув бургомистру из вежливости, наклонился к генералу и прошептал тому на ухо:
– В конце улицы собираются какие-то люди.
– Люди? – поначалу Волков не понял, о чем идёт речь. – Какие ещё люди?