"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Рыцарь божий, Иероним Фолькоф, приехал сюда волею епископа Вильбурга, чтобы забрать мощи из Ризенкирхе, дабы уберечь их от осквернения.
— Господин, — тихо заговорил ближайший к Волкову солдат, — все Ливенбахи чертовы еретики.
— Ливенбахи! — стал припоминать кавалер.
— Так вы чертовы паписты, — крикнул рыцарь, — у вас есть индульгенция, Фолькоф, ваш пес-папа, отпустил вам грехи? Лучше если было бы так, потому что сегодня вы умрете. Или думаете, что у вас хороший конь, и вам удастся сбежать?
Он был прав. Волков так и
— Вы зарядили? — спросил он у мальчишек.
— Да господин, мы готовы, — отвечал один из них.
— Убейте у него лошадь, и сразу бегите. Стреляйте, как скажу.
— Господин, может лучше, мы стрельнем в него самого? — спросил тот, что держал мушкет.
— Хотя бы лошадь раньте, — зло зашипел кавалер.
И обернувшись назад крикнул:
— Еган, арбалет.
Если мальчишкам удалось бы убить коня под рыцарем, а ему убить или ранить коня под одним из оруженосцев, его людям, гораздо хуже вооруженным, удалось бы убежать, во всяком случае, многим, если не всем.
Еган передал ему арбалет.
— Приготовьтесь, — скомандовал он, видя, как рыцарь и оруженосцы разворачивают коней, готовиться к рывку.
— Мы готовы, — за всех ответил мальчишка, который, что уже начал целиться в рыцаря.
— Как двинется, стреляй, — сказал кавалер.
И мальчишка, тот, что целился, тут же приказал своему товарищу, тому, что держал дымящийся фитиль:
— Запаливай.
Фффссшшпааахх!
Грянул выстрел. Белый клок дыма не спеша поплыл по улице, растворяясь в воздухе.
Все кони на улице вздрогнули, но Волкова волновал только один конь, а этот конь вел себя абсолютно так же как и все. Кавалер смотрел на него и понимал, что рыцарский конь готов кинуться в бой по первой команде ездока. Он был в порядке.
«Промахнулись, недоумки», — с горечью подумал он и глянул на мальчишек, те и не собирались бежать, со знанием дела они чистили ствол мушкета, один из них глянул на Волкова, поймал его взгляд и от души улыбнувшись, сказал:
— Попали.
Кавалер хотел заорать, обругать, сказать, чтобы бежали, но в это мгновение, в абсолютной тишине, что стояла на улице, он услыхал звук, повернул голову и увидел, как по брусчатке прыгает, бьет концами по камням, не желая успокаиваться, пружинистое рыцарское копье.
А потом на камни упал и щит со знаменитым гербом. Только теперь Волков глянул на рыцаря. Тот сидел на коне, наклонившись чуть вперед, на луку седла, и держал перед собой руку, ладонью вверх, ковшом, словно собирал в нее что-то. И то, что он собирал, было кровью, и капала она из шлема.
— Господина ранили, — оглушительно звонко крикнул кто-то, из людей рыцаря.
Да все и так это понимали, оруженосцы подъехали к нему с двух сторон. И вовремя, Георг фон Бранц фон Ливенбах начал валиться с лошади, они едва успели поймать его. Упасть не дали. Поддержали, и повезли прочь, а люди его расступились и снова сомкнулись, пропуская господина себе за спины.
— Господин, мы готовы, — сообщил один из мальчишек, тот, что держал зажженный фитиль. — Говорите, в кого палить.
Теперь ситуация изменилась, оруженосцы увозили своего рыцаря, но пешие все остались. Тот, что держал штандарт фон Ливенбаха, видимо сержант, грозно крикнул:
— Ребята, эти папские выродки ранили нашего господина, давайте-ка перережем этих папских свиней.
Солдаты его поддержали, загремели оружием, раззадоривая себя.
«А ведь и вправду перережут», — думал кавалер, он отлично понимал, что уж больно неравно вооружены люди фон Ливенбаха и его люди.
Тут же ему в кирасу прилетел арбалетный болт, кирасу не пробил, скользнул и улетел под мышку. А вот Егану досталось, слегка. Болт чиркнул по луке седла, и вошел в ему в ляжку, на палец, недалеко от причинного места. Еган заорал:
— Ранили меня. Господин, меня ранили.
Волков, несмотря на серьезную ситуацию, невольно засмеялся, глянул на него и сказал:
— Ну вот, с почином. И не ори так, то не рана, пустяк.
А люди рыцаря двинулись на них, три пики, четыре алебарды. Плотный строй опытных людей закованных в железо, да два арбалетчика.
— Шаг, ребята, навалимся дружно, — орал сержант со штандартом.
— Хилли-Вилли, — крикнул кавалер, — палите в этого крикуна.
— Запаливай, — крикнул мальчишка, тот, что целился, — я на него давно навел.
Фффссшшшпаааххх!
Снова хлопнул выстрел.
И сержант остановился. В его кирасе чернела дыра, такая, что палец можно было легко в нее засунуть. Колени его стали подгибаться. Он стал сползать по древку штандарта на мостовую, с удивлением глядя именно на Волкова, словно его винил в том, что в него попали. И упал, роняя роскошно вышитый стандарт. Строй солдат врага остановился в двадцати шагах от людей кавалера.
Он видел их лица, озадаченные, не понимающие, что делать дальше. Чтобы усилить смятение противника, Волков прицелился из арбалета в арбалетчика, что не укрылся за рядами своих, а стоял чуть в стороне. Выстрелил и попал, расстояние было небольшим. Попал тому в бок, но не так, чтобы убить. Сунул Егану арбалет, чтобы тот зарядил, но слуга не заметил этого, он сидел и разглядывал свою рану:
— Заряди, дурень, — рявкнул Волков.
Еган схватил арбалет.
А солдаты врага стояли все еще, не зная, что делать. Кавалер понимал, что если они сейчас двинутся, то перебьют всех его людей, все, чего им для этого не хватало, так это командира.
— Эй вы, чертовы безбожники, — заорал он, — чего вы ждете, начинайте. Найдется среди вас еще один дурак, кто отдаст приказ двигаться, мы готовы убить и его.
Он помедлил.
— Ну, кто-нибудь сделает еще хоть один шаг в нашу сторону, кого убить следующим?
Желающих не было. Солдаты врага готовы были уйти, и он это понимал:
— Идите, — крикнул Волков, — и скажите другим, что добрый рыцарь Божий Фолькоф, отпустил вас, чтобы у вас был шанс, вернуться к Господу, в веру праведную.