"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Чего вам, люди добрые?
Он с ужасом поглядел в красные, страшные глаза Сыча, а потом в такие же красные и страшные глаза Волкова, и чуть ноги у него не подкосились.
— Вчера тут драка была, слыхал может? — говорил Фриц Ламме.
— Да уж, была, — лепетал молодой человек, — одному мужику брюхо разрубили, так что кишки вон, всю комнату от кровищи мыть пришлось. И лестницу ещё.
— Стража была?
— Была, как без этого. Спрашивали, кто дрался. А я и не знаю.
— Не знаешь?
— Нет,
— А хозяин знает? — задавал вопросы фриц Ламме. — Нам нужно узнать, кто на нас напал, чьи ты кишки с пола собирал?
— Откуда хозяину-то знать, говорят, что он сюда два раза в год приходит, я хозяина и не видел.
— А кто ж трактиром управляет?
— Руммер, его Ёзефом кличут. Он тут и верховодит.
— Тут он сейчас?
— Тут, он всегда на постоялом дворе, никуда отсюда не ходит.
— Ну, что ж, пойдём его возьмём, — сказал кавалер.
— Стойте, экселенц, не нужно туда ходить, по-тихому возьмём, тут, на заднем дворе, а не то добрые люди ещё стражу позовут, оно нам не нужно. Ты ведь нам поможешь, паренёк? А? — в голосе Сыча слышалась такая угроза, и вид его был так страшен, что парень ответил сразу и головой ещё кивал:
— Помогу, добрые господа. Помогу. Вы ведь по доброму делу помощи просите.
— По-доброму, по-доброму, — заверял его Фриц Ламме, — ты иди, скажи этому Ёзефу, что на задний двор телега заехала. И мужики тут стоят, уходить не хотят, лошадей надумали прямо тут кормить. Выйдет он к нам, как думаешь?
— Выйдет, выйдет, он за порядком глядит, сейчас придёт, — говорил молодой человек.
— А если он не придёт, — многообещающе добавил Сыч, — то мы за тобой придём, понял?
— Понял, вызову его.
Недолго пришлось им ждать, пока на пороге не появился мужик. Был он невысок, пузат, носил грязный фартук. Как увидел их, сразу признал, кинулся было обратно, да Сыч взял его. Повалил наземь, стал натягивать мешок ему на голову. А мужик стал орать, что есть сил:
— Марта, Марта, стражу зови. Убийцы явились! Иоганн, беги за стражей. Где вы там? Сюда, бьют меня! Стражу зовите!
При том он так яростно отбивался, что пришлось Ёгану помогать. Вместе с Сычом они надели на мужика мешок, и от души охаживая его кулаками, уложили в телегу. И поехали на лодочный двор. Тут он начал скулить.
— Чего вы, господа? Чего я вам? К чему? Что я совершил?
На что Сыч отвечал только пинками и ударами по мягким местам.
Привезли его и затащили в сарай. Лодочник только смотрел, видно побаивался такой суеты, но ни о чём не спрашивал, знать не хотел, что происходит на его дворе.
С Руммера сняли мешок, привязали его к доске так, чтоб руки врозь. Он притих, только глядел с опаской и не скули уже. Ждал, когда спрашивать начнут. Сыч его не заставил ждать:
— Узнал ты нас, значит?
— Узнал, господа, узнал. Чего вы меня сюда тащили, я бы там вам всё сказал.
— А купца этого узнал? — продолжал Сыч, кивая на Ёгана.
— Вот его не узнал. Вас узнал, вас разве забудешь, а этого господина не узнаю.
— Шлюха одна вчера его зельем опоила. Грудастая такая, с ним сидела.
— Ах, вы про Шалаву Вильму, была вчера, сидела с кем-то, знаю её, часто у нас бывает.
— А фамилия её как?
— Да кто ж у них, у шлюх, фамилии спрашивает. Её все так и зовут: «Шалава Вильма».
— Она с Гансом Хигелем в банде?
— Не знаю, Ганс Спесивый с ней часто бывает, а вот в банде ли они или просто милуются, не скажу. Не знаю того.
— А где Ганс живёт, знаешь?
— Нет, господа, клянусь, не знаю.
— И про Вилльму, конечно, не знаешь? — не верил Сыч.
— Про Вильму знаю, — вдруг сообщил трактирщик.
— Да? И где же? — Фриц обрадовался.
— В приюте живёт, у святой.
— Что за святая? Что за приют?
— Есть у нас приют, прецептория ордена святой Евгении. Вроде как послушницы там живут, а как монахинями становятся, или постригут их, или как там у них положено, так их в орден переводят, в монастырь куда-то. А пока это вроде приюта для непутёвых баб.
— Что за бабы непутёвые? — интересовался Сыч.
— Ну, девки порченные, которых родители из дома за распутство выперли, или жёнки от мужей беглые. Блаженные разные, все туда собираются, вот Вильма там и живёт.
— А что там за святая? — спросил кавалер?
— Старуха одна, что приют в стародавние времена основала, сама уже не ходит, лежит лёжмя, а все её за святую почитают. Народ прёт к ней за благословениями, а она и не говорит уже, только глазами зыркает, а к ней всё равно народ прёт. Чтоб хоть руку поцеловать, или даже хоть увидеть.
— Месяц назад, у тебя, в твоём трактире, останавливался купец с того берега, звали его Якоб Ферье. Помнишь такого? — спросил кавалер.
— Господа хорошие, да откуда же, у меня таких проходимцев дюжина в день останавливается, и с того берега, и с этого, и что на лодках приплыли, и что на телегах приехали, город-то людный, разве всех упомнишь? — причитал Руммер.
— Не помнишь, значит? — переспросил Волков.
— Господи, да откуда, — продолжал трактирщик. — У меня голова кругом изо дня в день, кого тут упомнишь?
Слушал его кавалер и мало ему верил, скользкий был трактирщик. Не уж-то они так много тут купцов режут, что и упомнить не могут, сколько их было и откуда они. Нет, не верил ему кавалер.
А уж Сыча провести этот прощелыга и вовсе не мог. Сыч смотрел с ехидной улыбкой на Руммера.
— Врёт он, знает он, где Ганса искать, — на ухо Сычу сказал кавалер, — режь его, пока не скажет.