"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Шестнадцати- и семнадцатилетние молодые люди с удивлением смотрели на четырнадцатилетнего мальчишку, что стоял перед ними и был ниже всякого из них по росту. Видя их взгляды, Волков молодым господам всё разъяснил:
— Господа, мои слова для всякого из вас приказ, ежели я сказал, что господин Фейлинг для вас старший, то так тому и быть. Все вы крепче его и старше, все вы не один год истязали себя упражнениями в атлетических и фехтовальных залах. Но господин Фейлинг был со мной в сражении при Холмах и участвовал в бестолковой, но храброй атаке рыцарей на арбалетчиков. А ещё он
При этих словах сам Курт Фейлинг окостенел, застыл, и лицо юноши пошло красными пятнами.
— Да и доспехи мои, оружие моё, мой шатёр и моих лошадей он знает лучше всякого другого, оттого он и будет среди вас старшим.
Тут уж господа стали кланяться безмолвно, тем принимая старшинство Курта Фейлинга. А сам он до самых ушей покраснел.
— Господи Боже мой. Его не восстановить! Нет, не восстановить! — причитал лучший в городе оружейник, разглядывая доспехи кавалера.
Волков тут же стоял при нём, смотрел, как старый мастер разглядывает его некогда великолепный доспех, и слушал эти причитания.
— Узор погиб навсегда, особенно левый наплечник, левый наруч, шлем… О Господи, что они делали с вашим шлемом.
— В тот день мне было нелегко, — сухо отвечал Волков.
— Нетрудно догадаться, — кивал мастер.
— Чёрт с ними, с узорами, — наконец произнёс генерал, — верните мен крепость лат, а красота…, - он махнул рукой.
— Попробую, попробую, — говорил оружейник, не отрываясь от осмотра шлема. — Вот тут придётся напаять, тут вытяну, и забрало встанет на место. Сделаю крепко, но опять же узор я восстановить не смогу, и от новой закалки шлем поменяет первобытный цвет. Приводить его в цвет со всеми остальными доспехами придётся по новой.
— Хорошо, и сделайте новую перчатку, ту я в бою обронил, а мужики как раз нас потеснили к берегу, и я её уже не видел больше.
— Попытаюсь повторить, не знаю, удастся ли, уж больно хороша перчатка, — отвечал мастер, вертя в руках латную перчатку от доспеха. — Отличный мастер делал.
А тут Волков ещё и меч обломанный свой достал, показал мастеру.
— Иисус Мария, вы и меч свой сломали! — воскликнул мастер и уже глядел на генерала, как на дикаря, которому достались произведения искусства, а он и не понял того.
— Возьметесь отремонтировать?
— Ремонтировать тут уже нечего, нет смысла, лучше новый клинок ковать, — отвечал мастер.
— Делайте.
— Предупреждаю, с мечом всё просто, а вот с доспехом, особенно с левым наплечником и шлемом, да и со всем другим, былой красоты в тех местах, где буду ремонтировать, уже не вернуть. А где можно, узор попробую восстановить. Но уж больно тонок, больно изящен узор.
— Делайте. Делайте как сможете. Сколько за всё выйдет?
— И за всё попрошу с вас…, - оружейник сделал паузу, оценивая кавалера как плательщика. — Работа тонкая, долгая… Двести монет Ланна, думаю, не меньше.
— Что ж, — кавалер полез в кошель, — если в неделю уложитесь, то вот вам деньги.
Он стал доставать золотые монеты.
— Неделя, — настоял Волков, выкладывая семь золотых гульденов на стол мастера, — через месяц я уже должен быть на войне в крепком доспехе, война, кажется, будет нешуточной.
— А что же, — удивлялся мастер, разглядывая мятый и битый доспех, — прошлая ваша война была прогулкой?
Он ждал этого, никто в подлунном мире так не осведомлён, как церковники и банкиры. Не мог, нет, не мог казначей Его Высочества курфюрста Ланна не узнать тотчас о том, что кавалер вчера ужинал со всеми банкирами дома Ренальди и Кальяри. Конечно, монах об ужине прознал, но то, о чём там велась беседа, казначей мог и не знать.
Он улыбался кавалеру, снова обнял его:
— С доброй вестью я к вам, — сразу сообщил монах, как только отпустил из объятий Волкова. — Утром сегодня был я у Его Высокопреосвященства и сказал, что вы привезли нам приз для монетного нашего двора, архиепископ был очень рад, ваш дар нам очень поможет.
— Прекрасно, — сказал Волков, усаживаясь за стол. — Отобедаете со мной, святой отец?
Кавалер думал, что монах откажется, но тот не отказался, видно, у него были ещё вопросы.
— Отобедаю, отобедаю, — соглашался брат Илларион, усаживаясь рядом.
Ута и Зельда стали быстро расставлять посуду на стол, графины для вина, блюдо с хлебом, покрытое чистой тряпицей. А монах на всё это смотрел немного отстранённо и вёл беседу:
— Видел у вас тут поутру столпотворение, всё люди военные были.
— Да, почтенные отцы приводили своих сыновей в учение мне, я отобрал семерых.
— Вы теперь в городе в большом почёте. Люди сетуют, что не устроили вы шествия, говорят о пирах, что в вашу честь надо затеять.
— Людям хорошо, но мне пока не до пиров, — кавалер оторвался от беседы, увидав Агнес, — дорогая моя, что там у нас на обед?
— Каплун, господин, — отвечала девушка. — Велела его в вине тушить. Пирог с печёнкой, сливы варёные в сахаре.
— Прекрасно, — Волков снова повернулся к монаху, — а когда же мне ждать решения дела, когда архиепископ даст мне помощника?
— Так на аудиенции всё с ним сами и решите, он будет рад вас видеть через недельку, — отвечал аббат.
— Через недельку? — Волков уставился на монаха.
— Ну или дней через десять…, - брат Илларион стал объяснять кавалеру ситуацию, — сейчас сеньору нездоровится, хворь по весне его мучает особенно сильно, сейчас ему лучше, и он надеется встретиться с вами чуть позже.
Волкова всё это не устраивало:
«Чёртовы попы, всегда хитры. Видно, серебро хочет сейчас получить, а аудиенцию с архиепископом через неделю устроить».
А монах смирено смотрел, как Зельда ставит на стол красивый котёл с тушёным петухом.
— Вы уж простите, брат Илларион, — вдруг заговорил Волков твёрдо, ему было не до петуха, — но пока я не узнаю, что брат Николас рукоположен в сан епископа, и что у него при себе есть эдикт на маленскую кафедру с подписью и печатью архиепископа, серебро, что я вам обещал в дар, придётся мне придержать.