Инквизитор и нимфа
Шрифт:
Когда-то, еще коротко остриженным, легко краснеющим и нескладным подростком-лицеистом, Марк впервые ступил на эти прогретые солнцем камни. Старшеклассников вывезли на экскурсию. Отец Франческо, их ментор, говорил что-то о Бенедикте XVI и его письме к иезуитскому генералу Гансу Кольвенбаху, а Марк недоумевал. Он видел штаб-квартиры ордена в Мюнхене и в Брюсселе, монолиты из композитного стекла и керопласта — угрюмые китовьи туши, смахивающие на линкоры времен Второй Периферийной. А Замок, этот пузатый старикашка с раззявленным краснокирпичным ртом, этот толстяк, рассевшийся у всех на виду, как пожилой рыбак у реки?… Сейчас раскурит трубочку и поведает о том, как вытащил
— Ты хочешь что-то спросить, Марк?
От глаз отца Франческо разбегались веселые лучики морщинок. Ментор смотрел доброжелательно, но Марк знал, что вопрос задан не зря. Ученик с готовностью поддержал игру и ответил с нарочитой глуповатостью:
— Да, наставник. Зачем вообще надо было восстанавливать Замок? Мы ведь не наследники христианской церкви или что-то в этом роде? Какой смысл?
— Отличный вопрос. — Отец Франческо улыбнулся с таким удовольствием, будто Марк с ходу оттарабанил пять уроков латыни.
— Я хочу, чтобы каждый из вас, дети, подумал об этом и написал эссе на тему: «Зачем и почему викторианцы восстановили Замок Святого Ангела и сделали его своей штаб-квартирой». Название, понятно, можно сформулировать и получше. Ожидаю ваших работ в пятницу после вечерних занятий.
Однокашники наградили Марка злобными взглядами. Похоже, в дормитории его опять будут ждать мокрая насквозь кровать и подушка, измазанная пастой. Или еще чего похуже. Над Марком оказалось так легко издеваться. Он же ни черта не умел.
Ненависть. Марк Салливан, сегодняшний, изрядно повзрослевший Марк, знал, что Замок питают не силовые кабели, не мощь подземных энергостанций и даже не протянувшиеся с орбитальных энергонакопителей лучи. Ненависть и гордыня подняли из земли эти стены, как поднимают — шептались мальчишки в темноте дормитория — мертвые кости с забытых людьми и богами кладбищ. Площадка под ногами чуть ощутимо вибрировала. Это шли под толщей камня, бетона и глины бесконечные товарняки, но Марку на мгновение показалось, что дрожит сам Замок. Так ощетинивается почуявший опасность зверь. Зачем же зверю понадобился школьный учитель из деревушки Фанор, что в графстве Клер?
Марк обернулся на звук шагов — но рядом стоял уже не пилот, а один из братьев, лысоватый, с бледным вытянутым лицом, в серой робе с капюшоном. Носить серое тряпье было вовсе не обязательно, однако многие неофиты-клерики видели в этом знак почитания традиций. Этот, лысоватый, явно был не из военных. Наверное, чей-нибудь секретарь.
— Прошу вас следовать за мной, — сказал викторианец.
В его английском слышался густой романский акцент.
— Я говорю по-итальянски, — сообщил Марк. Никак не отреагировав, викторианец развернулся и направился к лестнице. Марк пожал плечами, кинул последний взгляд на город в мутной весенней дымке и зашагал за проводником.
Коммодор ордена Антонио Висконти был военным, а военным на время кампании разрешалось ставить регенерационные импланты. Это послабление ввели лет тридцать назад, когда лемурийцы поперли вперед столь нахально, что всем стало ясно — большой войны не избежать. Вроде бы оно и правильно — проще слегка объехать по кривой устав, чем заменять командиров в разгар боевой операции. Самые истовые из братьев, однако, послаблением не воспользовались. Марку приятно было бы думать, что сделали они это не из преданности викторианскому кодексу, а просто потому, что снимать и снова ставить имплант чертовски больно. К коммодору Висконти, увы, эта мысленная гимнастика не имела ни малейшего отношения. Он действительно чтил устав.
Тяжелые, крупные кисти викторианца лежали на столешнице. Поза примерного ученика. Марк знал, что, если бы коммодору вздумалось перевернуть руки ладонями вверх, в свете люминофора блеснула бы гладкая поверхность шрамов. Еще мальчишкой Висконти угодил в 14-й десантный, и его батальон одним из первых швырнули на Терру. Надо было затыкать дыру, и четырнадцатые ее послушно заткнули, и полегли там почти все. Будущий коммодор, а тогда просто сержант Тони Висконти, выжил. Их гнездо располагалось на самой макушке водонапорной башни. Внизу и в воздухе бесновались лемурийцы. У батальонного лучемета полетела система охлаждения и автоматического наведения, и тогда сержант ухватился за раскаленные чуть ли не добела рукоятки и вел огонь, пока площадь, как колоколом, не накрыло P-излучением с подошедшего крейсера. Вырубило всех, кроме, опять же, обожженного и воющего от боли Тони. Наверное, было бы милосерднее, если бы его отрубило с остальными. В госпитале руки, конечно, вылечили, но ставить дорогущий индивидуальный имплант сержантишке никто не почесался. Остались шрамы. И вот когда Тони сидел на койке и задумчиво разглядывал свеженькие шрамы, в палату вошел… Да, в палату вошел тот, кто получил донесение о странной реакции сержанта на P-излучение. Кто-то из тех, кто упустил Тони, дал ему просочиться сквозь сито первичного и вторичного отбора и теперь, похоже, сильно сожалел о своей ошибке. У Тони оказался крайне высокий потенциал, но двадцатилетний сержант был слишком стар. В таком возрасте ученики флорентийского и прочих лицеев уже давно заканчивают подготовку и проходят квалификационный тест. Тот самый, который провалил Марк. Тот, который через каких-то жалких два года после госпиталя с блеском сдал будущий коммодор, опровергая все стройные теории.
Сейчас Антонио Висконти в неофициальном, но известном каждому лопоухому первоклашке-лицеисту ранжире ордена числился лучшим ридером и вторым по силе оператором. После ускоренного курса он вернулся в армию, правда, уже не в десант, а в разведку, где и дослужился до нынешнего звания. Участвовал в операциях на Шельфе, Либерти, Нью-Уругвае и снова на Терре. Два года назад Висконти возглавил внешнюю разведку ордена. А импланта он себе так и не поставил, поэтому ладони коммодора оставались гладкими, обтянутыми глянцевитой поверхностью шрама.
Дубовые панели стен. Красный бархат драпировок. Серенький вечерний свет за окном, мягкое свечение люминофора на потолке. Кто бы ни обустраивал этот кабинет, он постарался, чтобы внутреннее содержание соответствовало внешнему облику Замка. Если бы вместо люминофора комнату освещали свечи, легко было бы представить, что ты угодил на пятнадцать веков назад и сейчас из-за стола тебе навстречу встанет его преосвященство кардинал Висконти в отливающей багрянцем мантии. Впрочем, нет. Кардиналы не встают навстречу посетителям. Это посетители спешат к кардинальскому креслу и, почтительно склонившись, целуют кольцо с папской печатью. Марк усмехнулся. Висконти поднял выпуклые, с темным агатовым блеском глаза и сделал приглашающий жест. Марк не двинулся с места.
— Присаживайтесь, Салливан. Разговор у нас будет долгий.
Акцент в речи коммодора не прослеживался, зато породистое, с хищным крючковатым носом лицо вполне могло бы принадлежать одной из многочисленных статуй, украшающих Форум. Висконти происходили из древнего патрицианского рода. Когда-то они были хозяевами этого города. Марк подумал, что за прошедшие тысячелетия мало что изменилось. Всегда будут господа и вылезшие из болот варвары, каких бы фамилий те и другие ни носили.
— Ваших предков тоже не пальцем делали, — неожиданно хмыкнул хозяин кабинета. — Род О'Салливанов успел создать себе неплохую репутацию в старушке Ирландии.