Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!
Шрифт:
У нее в руке был зажат обрубок человеческой руки, обтянутый лохмотьями тельняшки. На широкой, как лопата, руке было три пальца. С тыльной стороны ладони была отчетливо видна сизая пороховая татуировка: двухлапый якорь, обвитый цепью, и пышногрудая русалка с развевающимися волосами. Ирония судьбы.
Живая, а не вытатуированная русалка застенчиво улыбнулась и одним махом откусила палец. Так гурман растягивает удовольствие от изысканного блюда, поедая его понемножку. Кусочек за кусочком. Казалось, еще чуть-чуть и засопит от удовольствия, если такое вообще возможно под водой.
— У вас моряки из экипажей последнее время не пропадали? — как бы между делом будничным тоном поинтересовался инквизитор.
За спиной угрюмо ответили. Кто сказал, не разобрать. Голос дышал глухой злобой и ненавистью:
— Да кто его знает. Сейчас время такое беспокойное. Постоянно кто-то исчезает без следа.
— Ох и не хрена себе, — не удержался Бесстрашный, во все глаза таращась на русалок за стеклом. Он рукавом бушлата обтер со лба неожиданно выступивший пот. Те в свою очередь разглядывали людей. Похоже, к ним нечасто заглядывали гости. — Вот тебе и бабушка сказала. Едрить тя коромыслом.
— Да уж, все весьма неоднозначно, — весело согласился Аким.
— И чё дальше? — озадачился Ревель, искательно заглядывая в глаза инквизитору.
— Валить будем, — буднично ответил Поплавков, пожав плечами. — Потом засушите их, как воблу. В кают-компании у себя повесите. Будет сувенир на память. Почет и уважение товарищей.
— Да ну, они не завялятся, — рассудительно заметил хозяйственный Ревель. — Я в рыбе толк знаю, все-таки потомственный рыбак.
— Тогда ограничимся скальпами, — невозмутимо ответил инквизитор. Он с совершенно невинным видом поинтересовался, читал ли тот книжки Марка Твена про индейцев.
Жесткость, зачастую переходящая в жестокость, была не частью характера Поплавкова, а его методой, эффективно работающей на российских просторах.
— Товарищ инквизитор третьего ранга, — официально-казенным тоном спросил Аскольд. — Вы экзекутором не служили?
— Вроде бы нет. Не припомню такого момента в своей биографии, — задумчиво ответил Аким. — Но если надо.
— Не надо. Боже упаси! Я просто так спросил.
— Любому палачу далеко до меня. Доходчиво объясняю?
— Учту. Понял, не дурак.
— Вот и славно. Люблю, когда люди сразу понимают друг друга. Мы ж не звери из леса…
Закончить свою мысль инквизитору не дал громкий вопль.
— Падите ниц и трепещите перед ликом судьбы, — визгливый голос принадлежал седой старушонке в ночной рубашке до пят, неслышно спустившейся в подвальное помещение по винтовой лестнице.
Хозяйка особняка наконец соизволила выйти поинтересоваться, что же там такое происходит.
— Не надо пафоса, — отмахнулся Поплавков.
— Тю, это и есть одна из первых красавиц, — скривился бомбист. — Если она и блистала на балах, то это было еще до исторического материализма.
— Их маман, — пояснил Поплавков, продолжая вглядываться в темную глубину аквариума. Может, еще какие-нибудь сюрпризы готовят темные воды?
— А папаша, поди, сбежал к Деникину в Крым. Пузо на солнышке греет.
— Греет, — подтвердил его версию инквизитор. — Греет косточки… в аду.
Старушка, будто голодный волк, кинулась на матросика. Тот извернулся ужом, отскочив в сторону.
— Остуди бабулю, — приказал Бесстрашный товарищу с Аскольда. Тот размашисто шагнул к хозяйке дома.
— А где же барышни? — поинтересовался Аскольд. — Пора их представить дорогим гостям. Традиции нарушать нельзя. Да, мамаша?
Старушка смерила его равнодушным взглядом, словно перед ней был таракан, а не человек. Этот идиот так ничего и не понял, где ее красавицы дочки. Словосочетания «ассоциативный образ» и «логическое мышление» — пустые звуки для всепобеждающего гегемона.
— Вальсировать не умею, а вот «Эх, яблочко» с выходом исполню, — не унимался моряк. — Говори, где мамзели прячутся?
Миг — и не по возрасту прыткая старушка подскочила к любителю потанцевать и ткнула морячка в грудь сухоньким кулачком. На пальце был перстень с костяной иглой. У «Аскольда» не осталось ни единого шанса выжить. Шип, смазанный ядом, легко вошел в шею, как нож в масло. Костяной поцелуй смерти. Моряк захрипел, схватившись обеими руками за горло. Глаза вылезли из орбит. Он на глазах покрылся синюшными пятнами. Так и не отпустив горло, завалился на спину. Изо рта пошла пена.
Бесславная смерть товарища стала катализатором, ускорившим дальнейшие события. Не так должен умирать анархист. Надо отдать концы на виду у всего мира, сказав что-нибудь напоследок братишкам, мол: «Товарищ, верь!» — и далее по тексту. А тут разлегся мертвяк мертвяком. Рожа синяя, язык на боку. Никакой революционной эстетики и грустного пафоса. Нет, не заслужил он такой смерти. Аскольд погиб, а эти твари сдохнут. Сдохнут сейчас и здесь!
Анархисты, стараясь переорать друг друга, выкрикивали что-то с флотским загибом про якорь в дышло мировой буржуазии, смерть контре и красного альбатроса товарища Дыбенко (такого же цвета чайку, его подругу гражданку Коллонтай, тоже вспомнили, но в более смачных выражениях), а затем начали беспорядочно палить по старушенции. Нашпиговав негостеприимную хозяйку свинцом, моряки перенесли огонь на переднюю стенку аквариума. Пули с визгом рикошетили от стекла, оставляя на нем лишь маленькие сколы. Русалка издевательски помахала недоглоданной рукой из-за стеклянной брони: «Матросикам привет!»
Огневой шквал быстро стих. Скорострельность высокая, результат нулевой. Чудом никого не ранило и не убило. Повезло, одним словом.
— Прекратить стрельбу, — запоздало рявкнул инквизитор. Ему не улыбалось словить шальную пулю. Ретивых помощничков себе набрал. Торопыги.
— Броня, а не стекло! — выдохнул Аскольд, перезаряжая пистолет. — Из такого на кораблях иллюминаторы делают. Им любой шторм нипочем, не то что наши пукалки. Тут калибр поболе нужен.
— Нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики, — Поплавков потер подбородок, разглядывая кривляющихся русалок. Одна послала ему подводный поцелуй. Неожиданно для самого себя Аким подмигнул ей в ответ.