Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!
Шрифт:
— Занятная вещица, — отозвался инквизитор, расхаживая среди луж и бьющейся рыбы. Он выискивал крупные янтарные икринки-бусины и старательно давил их сапогом. Вовремя они разворошили это осиное гнездо. Еще пара-тройка дней, и молодняк успел бы вылупиться. Тогда с ними так легко не удалось бы справиться… Русалочья икра лопалась под подошвой с противно-громким хлюпаньем. Без воды из них никто все равно не вылупится. Так, на всякий случай. Все бывает в первый раз.
— Что с трофеем делать будешь? Продашь?
— Не-а. На память себе оставлю. Серьгу сделаю. Носить буду. Красотища!
— Все девушки твои. Вот только, когда будешь мочку прокалывать, не перепутай уши, голубчик.
— Эт-та как? — озадачился моряк. — Их же всего два.
— Очень просто. Раньше, если моряк носил в левом ухе золотую серьгу, — это означало, что он обогнул мыс Горн, пройдя из одного океана в другой. Обладатель такого отличия имел право класть ноги на стол в любом портовом кабаке.
— Класс! — восхищенно произнес Гангут. Он уже мысленно представлял себя с серьгой в ухе входящим в известный в узких кругах портовый гадюшник с пафосным названием «Копченый голландец». Грязновато, и кормят так себе, но зато какая публика — сплошь морские волки. — А если в правое ухо вставить? То чё?
— А ты не знаешь? — притворно удивился инквизитор. — Побрякушка в правом ухе — это уже сигнал для нашей богемы Серебряного века. Еще они губы красят, щеки пудрят. Декаденты, одним словом. Свобода нравов, то да се. Экипаж — одна семья. Специфика службы. Дальние походы, суровый мужской коллектив. Примут за своего и как вставят…
— Не надо вставлять, — перебил моряк, залившись румянцем. — Ничего прокалывать не буду. Уши целее будут, да и все остальное. И вообще я на эсминце служил, — он торопливо добавил, будто оправдываясь, — никаких дальних походов у нас отродясь не было. Боже упаси. Не-е, прокалывать не буду. — Похоже, замечание Акима его проняло до глубины души.
— Дело хозяйское. Тебе решать. Славно мы сегодня поработали, — Поплавков задумчиво потер подбородок. — Ты можешь вернуться на свой эсминец. Не смею больше задерживать. Уговор есть уговор.
— Не-е, я больше в море ни ногой, — клацнув зубами, громко сообщил единственный уцелевший моряк. Он выжимал бескозырку, будто обычную кепку. — Пойду добровольцем в пехоту.
— И то дело, — согласился Поплавков. — На суше всегда можешь рассчитывать на персональную могилку. А моря-окияны: ни дна, ни крыши. Бездна, одним словом. Насыпят холмик. Сверху бескозырку положат. Друзья-товарищи дадут троекратный залп. Комиссар скажет пару дежурных фраз, соответствующих моменту. Ну, ты сам понимаешь.
— А со временем, глядишь, и памятник мраморный поставят, — размечтался Гангут. Он нахлобучил на голову мокрый блин раскисшей от воды бескозырки, закинул за спину ленточки с якорями. — А на плите пусть выбьют надпись вот такими буквами. — Он растопырил большой и указательный палец, показывая предпочтительный размер букв. — Здесь лежит Жора Прокопчик. Борец за свободу угнетенных. Моряк-балтиец… Поэт.
— Стихи пишешь.
— Балуюсь на досуге.
— О революционных штормах? О коммунарке в красной косынке и с наганом в руке? — без тени ехидства спросил инквизитор, но в глазах у него прыгали веселые искорки.
Громила в черном бушлате зарделся, словно гимназистка на выпускном балу:
— Не-а, о любви.
Щука извернулась на другой бок и совсем по-собачьи попыталась укусить моряка за ногу. Челюсти вхолостую лязгнули, поймав воздух. Рыбьи глаза смотрели с человеческой лютой злобой. Без воды она находилась в прострации, на глазах засыпая. Все, отплавала свой век.
Инквизитор подошел поближе, сохраняя безопасную дистанцию. По дороге чуть не раздавил сапогом болотно-зеленый панцирь. Рак успел отползти в последний момент, угрожающе выставив перед собой раскрытые клешни с острыми зазубринами-колючками на концах. Он, быстро пятясь задом, забрался под бескозырку с надписью «Бесстрашный» на ленте. Каждая тварь ищет себе убежище. Даже такое ненадежное матерчатое укрытие — новый дом на суше…
В любом деле главное — не упустить ни одной мелочи. Так и есть. Болтая с моряком, чуть не проглядел интересную деталь. Второй головной плавник у рыбы тоже был с сюрпризом. То, что на первый взгляд казалось пожелтевшей от времени костью, было закреплено на плавнике двумя скобками черного металла. Поплавков сунул щуке под нос наган. Та с готовностью вцепилась в вороненый ствол. Грызи, грызи, смотри зубки пообломаешь. Свободной рукой попытался сорвать костяную накладку. Пальцы соскользнули с мокрого плавника, покрытого слизью. Пришлось выдрать плавник из рыбы с мясом. Щука, не обращая внимания на боль, упорно грызла наган.
Поплавков выдрал ствол пистолета из пасти рыбины лишь несколькими рывками, раскрошив острые зубы. Рыба пару раз судорожно дернулась напоследок и издохла, словно вместе с плавником у нее забрали жизнь.
Инквизитор подбросил на ладони трофей. Обычный кусок кости правильной треугольной формы. Он холодил кожу, да так сильно, что заныли кончики пальцев. Аким побыстрее замотал его в платок и положил в боковой карман куртки. Вроде через одежду не морозит. Но все равно осталось ощущение, что держал в руках какую-то мерзость вроде тухлого куска мяса с трупным запашком.
«Сдам в канцелярию Корпуса оба трофея вместе с отчетом. Там умные люди сидят. Разберутся, чем я сегодня разжился. Не инквизитор, а Садко с припасом явился».
Раки суетливо ползали по загаженному полу, чувствуя дармовую поживу. Шевеля усами, они шустро двигались, безошибочно идя на запах крови. Вид трупов в черной форме, перемазанных кровью и темным илом, не вызвал у Поплавкова никаких эмоций. Привык. Лежат мертвецы и пусть лежат.
Поначалу Аким справедливо опасался, что матросы, столкнувшись с неизвестным, утроят присущую им раздолбайскую бесшабашность, и вместо надежных помощников он окажется в компании великовозрастных амбалов с лицами детишек, потерявшихся в дремучем лесу. Морячки не подвели. Опытный душевед, инквизитор в очередной раз не ошибся.