Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех!
Шрифт:
Последний из шустрой троицы — щуплый гимназист в серой шинельке на рыбьем меху — белкой залез на вершину одинокой березы. Решил отсидеться на суку. Прижался к стволу. Думал, не заметят. Не угадал. Листвы нет. Голубчик виден как на ладони.
Загонщики не торопясь подошли к березе с разных сторон. Вдруг спрыгнет с дерева. Носись за ним по сугробам. Снега уже намело по пояс. Дерево раскачали, стряхнув верхолаза вниз на землю. И тут же прикончили.
Упырей перебили без особых церемоний. Не было приказа брать всех живьем. Допустимые потери всегда закладываются
Когда потом замерили длину клыков у живых и мертвых вампиров, обладателем самых длинных оказался тот самый прыткий гимназист. С первого взгляда и не скажешь, что это и есть хозяин гнезда, «гуляющий под солнцем». Значит, не судьба взять старшего гнезда живьем. А такого приказа у охотников и не было.
Тела убитых вампиров не бросили в заснеженном лесу среди сугробов. Лучший помощник скрыть следы — огонь. Со стародавних времен инквизиторы всегда предпочитали очистительное пламя, чтобы избавляться от нежити. Без разницы — живая она или мертвая.
Инквизиторов всегда отличала привычка любое дело доводить до конца. Нет мелочей в их деле. Тела нежити протащили по снежной целине и утилизировали: сожгли вместе с амбаром. Все равно строение никому уже не нужно. В деревне не осталось никакой живности, даже собаки и кошки куда-то подевались. Упыри потешились на славу. Это гиблое место люди еще долго будут обходить стороной. Деревенька стояла на отшибе. Дорога быстро зарастет подлеском. Еще быстрее из памяти людской сотрутся о ней воспоминания. Память человека избирательна. Хорошее помнят долго. Худое стараются поскорее забыть, словно этого никогда и не было на самом деле.
Остальных упырей, в основной массе недавно инициированный деревенский молодняк, надежно спеленали по рукам и ногам металлизированными ловчими сетями. На головы надели маски-намордники. Со стороны посмотреть — ни дать ни взять коконы гигантских бабочек. Эти коконы доставили в подвалы штаб-квартиры, место последней прописки пленников.
На этот раз в Корпусе пошли вразрез со своими принципами, решив на всякий случай сохранить частичку вампирского генофонда. Так сказать, подземный заповедник локального типа, строго ограниченный каменными стенами и решетками, для стремительно уничтожаемого вида.
Что Старшие братья собирались с ними делать, оставалось неясным. Разводить? Не тот масштаб. Количество камер ограничено. Почти все заполнены, оставались свободными две или три одиночки. Мини-ферма по воспроизводству племенных вампиров под патронажем инквизиции — нонсенс. Не говоря уже о моральном аспекте. В основном вампиры были людьми в своей прошлой жизни… Арифметика простая: один кровосос — одна поджелудочная железа. Ни больше ни меньше. Инициировать при помощи пленных упырей новых из числа душегубов, приговоренных к смертной казни. Вряд ли.
С максимально возможными удобствами пленников разместили в одиночных карцерах. Каменные мешки размерами три на три метра, забранные частой решеткой с узкой прорезью для лотка, чтобы подавать пищу и воду. Единственная связь заключенных с внешним миром осуществлялась через небольшое узкое отверстие в решетке. Раз в сутки конвойный просовывал в него судок со свежей кровью.
Приняли дополнительные меры предосторожности. Из подземной тюрьмы на поверхность вел лишь один выход — коридор, заканчивающийся узкой лестницей. Наверху переходной тамбур из узкого помещения, перекрытого двумя дверями. Шлюз-переходник — обязательная мера предосторожности на таком специфическом объекте. Пока первая не будет закрыта, вторую караульный не откроет. В переходнике оборудовали пулеметное гнездо, сложенное из мешков с песком. Мимо него можно протиснуться лишь боком. Если открыть внутреннюю дверь, то прямой коридор как на ладони.
Упырей кормили свежей овечьей кровью. Хозяйственники ругались, но скрипя сердцем провели отдельной статьей расходов блеющее поголовье. Корпус не частная лавочка, все задокументировано: приход-расход, незапланированные траты…
Овцы жалобно блеяли. Упыри жирели, принимая подношения в хромированных емкостях, правда, без голубой каемочки. Ни за кем гоняться не надо, все приносят. Капризничали. Намекали, мол, неплохо было бы разнообразить меню, мол, гемоглобин у овец не тот и запах тоже.
Сначала намекали, а потом в открытую потребовали…
Прихлебывали теплую кровушку, лязгая клыками о железные края. Нагло требовали добавки. И просто хамили от нечего делать. От скуки дуреют не только люди. Плевались в охранников. Изгалялись как могли, в меру фантазии и смекалки. Демонстративно облизывались при виде конвойных во время раздачи «пищи». Пугали. Угрожали. Бросались на прутья решеток, пытаясь дотянуться до охранников. Кровососы, лишенные протеинов человеческой крови, периодически впадали в черную меланхолию, перемежаемую вспышками гнева.
Злые конвойные, перемазанные кровью не хуже самих вурдалаков, на них лежал забой скота и кормежка заключенных, в ответ пообещали им прогулку на свежем воздухе. Днем при свете солнца.
Жалобы и нытье стихли как по команде. Про грубость забыли еще быстрее. Арестанты стали подчеркнуто вежливы и предупредительны до омерзения. Никто из упырей не хотел на солнышко. Лучше уж в сырых, стылых подвалах. Чем не санаторий. Постоянный сумрак, который не могли разогнать редкие лампочки, специально светившие вполнакала. Кормежка по расписанию. Ни тревог, ни хлопот.
Упыри быстро раздобрели на дармовых харчах, день ото дня копя силу. Расход энергии минимален, некуда выплеснуть в тесных камерах. Конвойно-забойное подразделение караула день ото дня зверело. Инквизиторы из охраны стремительно приближались по концентрации злобы к арестантам подземелья…
Во время той спецоперации по отлову вампиров Поплавков, тогда еще инквизитор четвертого ранга, был в одной из двоек, залегших в засаде. Когда все закончилось, он оказался ближе всех к Александру Пинчуку, хотя тот был из другой двойки. Он же первым заметил, как Пинчук пригоршнями ест снег. Инквизитор жевал торопясь, шумно давясь и сглатывая. Глотал комья слипшегося снега, почти не разжевывая. Жадно жрал снег. Именно жрал, а не ел.