Инквизитор. Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален
Шрифт:
– Вот ты какая, а муж-то твой тебя настоящую видел?
И не успела баба ответить, как Агнес полоснула её по лицу кинжалом, от виска к носу, через глаз. Ударила с силой, чтобы наверняка располосовать глаз.
Баба хрипло вскрикнула, а потом стала противно завывать, схватилась за глаз руками, кровь полилась на её платье, на паркет.
– Мой глаз, мой глаз…, – выла баба.
Агнес её завывания показались забавными.
– Это тебе на память обо мне, – смеясь, сказала девушка.
Она вытерла кинжал о скатерть на столе, спрятала его в ножны, под мышку
– Не убивай его, не убивай, молю…, – кричала ей вслед баба, но Агнес уже спускалась вниз по лестнице.
Если было бы нужно, она бы его убила не задумываясь, но мальчик нужен ей был живым. У неё был план.
Глава 11
– Шевелись, крысёныш, – шипела девушка, подталкивая его к карете, – быстрее иди, не то сварю тебя и сожру. Или свиньям скормлю.
А уже солнце встало, кругом горожане по делам своим идут-едут. И Агнес толчками и пинками гонит мальчишку по улице. Все, кто рядом, смотрят на них удивлённо. Но никто не вмешивается.
Так они добежали до кареты, Ута увидела их издалека, вышла из кареты, дверь открыла заранее, как Агнес подвела мальчика, так служанка его, как куль, схватила и закинула внутрь.
– Гони что есть мочи, Игнатий, – крикнула девушка прежде, чем запрыгнуть в карету, – до полудня мне у господина надо быть.
– До полудня? – удивился кучер. – Коней запалим, госпожа.
– Чёрт с ними, гони, – сказала Агнес, усаживаясь в подушки.
Карета, распугивая людей и всякую мелкую живность, полетела по улицам Ламберга, прочь из города, к мосту, на юг.
Агнес смотрела на мальчика, понимая, что ей достался редкий трофей.
– Ну и как тебя звать? – спросила она.
– Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихген, госпожа, – тихо отвечал мальчишка.
Она и раньше так думала, а теперь у неё не было сомнения, что это сын ведьмы и Железнорукого. Агнес даже забыла про шар, который лежал в шкатулке рядом с ней на диване в подушках. Она думала, как лучше поступить с мальчишкой.
Напрашивалась мысль везти его с собой в лагерь. Но как тогда поступит Железнорукий? Неизвестно. Он не баба, он рыцарь. Может, поставит на мальчишке крест и ещё больше ожесточится? А может, согласится уступить. Да нет, если он истинный рыцарь, то из-за сына дело своё он не сдаст. Нет, тут гадать нельзя, нужно придумать такое, чтобы сулило бы господину верную победу. Нужно было сделать так, чтобы Железнорукий не потерял надежду отыскать ребёнка и начал его искать. Чтобы бросил свою армию. А уж господин что-нибудь да придумает, когда у ведьмы уже не будет её стекла, а у армии мужиков не будет её предводителя.
– А что, Георг Эйнц Фердинанд фон Эрлихген, – задумчиво спрашивала мальчика девушка, – любит ли тебя твой отец?
– Да, госпожа, мой батюшка меня любит, зовёт меня светом очей своих, – отвечал мальчишка.
Агнес понимающе кивала. Она так и знала.
А карета с великолепной четвёркой лошадей тем временем летела птицей, распугивая с дороги телеги местных мужичков и купчишек. Лишь пыль за ней клубилась.
И девушка придумала… Убивать мальчишку нельзя, с собой брать в лагерь… Может тоже плохо получиться. Так надо спрятать его. Ведьма сердцем материнским будет его чувствовать, в этом у девушки сомнения не было, баба будет знать, что он жив и что он не у врагов, и тогда заставит отца его искать. Криками, уговорами, мольбами, угрозами, как бабы умеют, но заставит. А может, его и принуждать не придётся. Может, он так мальчишку любит, что сам на поиски кинется.
Агнес стала пристально разглядывать мальчишку. Мальчик чистенький, холёный, кружевной воротничок белоснежен, чулочки свежи, сразу видно, что родителями любим да обласкан. Теперь сомнений у неё не было: отец за дело сам возьмётся, сам будет искать. Бросит своих мужиков. Хоть на время, но бросит. А это ей и её господину и нужно было. От её взгляда мальчик стал ежиться, прятать голову в плечи.
И лишь тогда она от него отвернулась и стала выглядывать из окна. Они уже далеко отъехали от города, Агнес поворачивалась назад: нет ли кого посланного следом? Рано утром ещё были телеги, а сейчас никого. Дорога не оживлённая, или время ещё не то.
– Игнатий, – кричит девушка, глядя вперёд, – а что это там?
– Мост через овраг, госпожа, – кричит ей в ответ кучер, – ночью его проезжали.
Агнес вертит головой, смотрит вперёд, смотрит назад – никого. Что ж, это место ей может подойти.
– Игнатий, у моста останови.
– Да, госпожа.
Кучер рад остановиться. Лошади уже плохи, им хоть чуть-чуть постоять бы, дух перевести. Он останавливает карету у самого моста.
Агнес сама, не ждёт, пока это сделает дура-служанка, отворяет дверцу, выпрыгивает и говорит мальчику:
– А ну сюда иди.
Мальчишка не идёт, видно, почувствовал что-то, испугался, его лицо кривится, он вот-вот зарыдает. Тут уже у Уты ума хватило, она с силой пихает ребёнка, и он буквально вылетает из кареты и падает на землю. Ушибся и тихо хнычет, а Агнес хватает его за шиворот и поднимает и волочёт к мосту.
– Госпожа, вы меня убить думаете? – начинает рыдать мальчик.
– Глупец, хотела бы убить, чего тебя сюда тащила бы? – говорит она с раздражением. – Не скули, крысёныш, не убью.
Она быстро идёт к мосту и стаскивает мальчишку вниз, под мост.
Место тихое, укромное, её оно устраивает, ручей мелкий, берег весь репьём, лопухами зарос. Да, хорошее место. Девушка толкает ребёнка на землю, он падает. Не жалея дорогого платья, она становится рядом с ним на колени:
– Верёвки у меня нет, так что уж не взыщи.
Агнес хватает мальчишку за каблук дорогой туфли, тянет ногу к себе и, выхватив кинжал, разрезает дорогой чулок чуть выше пятки вместе с сухожилиями мальчика. Мальчик кричит, пронзительно и резко, так что девушка сначала морщится, а потом начинает злиться. Она подносит кинжал к его лицу, к верхней губе, едва сдерживает себя, чтобы не распороть мальчишке губу, и шипит: