Инквизитор. Божьим промыслом. Стремена и шпоры
Шрифт:
– Вот и прекрасно, и вина несите, хорошего.
Действительно, не прошло и пятнадцати минут, как на стол ему лакеи поставили блюдо с отличной вырезкой. Но генерал, хоть уже и был изрядно голоден, сначала звал к себе фон Флюгена и снова отправил его в казармы с тем же вопросом: не приехал ли сержант Манфред?
Фон Флюген даже побурчал немного о том, что гоняют его напрасно, мол, и полутора часов не прошло, как он вернулся с ответом. Но барон был неумолим: езжайте!
Пока он обедал, молодой оруженосец вернулся и повторил: сержант Манфред ещё с задания не вернулся. После чего и хорошее вино генералу разонравилось. Он позвал лакея и рассчитался.
А в казармах всё
– Что за человек? Горожанин? Мальчишка? – уточнил генерал.
– Нет, господин генерал, мужик из ближайшего села, – отвечал ему офицер. – Но спрашивает только вас.
– Мужик? И только меня? – удивился барон. – Хорошо, зовите.
К нему привели человека, который и вправду не походил на местного бюргера. Немолодой крестьянин поклонился ему низко и спросил сразу:
– Так вы и есть генерал?
– Я и есть, а что тебе угодно, друг мой? – ласково спросил Волков.
А мужик ему и отвечает:
– Человек, что меня к вам прислал, сказал, что вы мне полталера дадите.
– С чего бы мне тебе давать полталера? – усмехнулся барон.
Но мужик настаивал:
– А человек, что меня просил вас найти, сказал, что дадите. Говорил: обязательно даст.
– И что же это за человек тебя просил? – теперь Волков начинает понимать, что это всё неспроста. Он становится серьёзным и угадывает.
– А того человека зовут Манфред, он из солдатиков ваших.
Ну, тут уже рука генерала сама потянулась к кошелю, он находит нужную монету и протягивает её мужику, а тот с поклоном берёт и говорит, чуть улыбаясь своему счастью:
– Благодарствуйте!
– Говори, – сразу требует барон. – Что тебе велел передать этот мой солдатик Манфред?
Глава 8
– Да не шибко много велел он передать. Сказал, что стоит у ворот, а городские его внутрь не пускают.
– Как так? – удивлённо спросил барон. Он не нашёл ничего другого, что можно было бы спросить в этой ситуации.
Вопрос был, конечно, глупым. Только от растерянности Волков мог задать его. На что мужичок просто развёл руки: как, как? Вот так, не пускают – и вся недолга. А тут ещё и Брюнхвальд подошёл вместе с капитаном Лаубе, встали рядом, стоят и интересуются молча: что тут происходит? Но Волков ни на кого внимания не обращает, он поднимается с лавки и спрашивает у мужика:
– Так у каких ворот тебя встретил мой человек?
– У Глевенских, – отвечает тот.
– У каких? – не понимает генерал.
– Что ведут на Глевен, то есть у восходных.
Теперь Волкову всё ясно.
– Пойдёшь со мной, – говорит он крестьянину.
А тот изумляется:
– Добрый господин, да как же… Мне нельзя… У меня тут телега, вон, у забора вашего стоит. Я свинину привёз торговать.
– За телегой твоей присмотрят, не бойся, всё будет цело, – обещает генерал. – И ещё денег получишь.
Вот тут крестьянин соглашается. А Волков берёт с собой два десятка людей и, разъяснив ситуацию
«Вот ублюдки, – думал барон о горожанах, проезжая по грязным и сырым улицам города. – Они делают всё, чтобы спровоцировать свару и довести её до крови». У него складывалось впечатление, что всем тут управляет крепкая рука с холодной головой. И голова сия его не очень-то привечает.
Перед каждыми воротами, коли город строился по правилам, была небольшая площадь, чтобы при въезде и выезде из города телеги не создавали заторов, не загромождали и без того узких улиц, пока стража и городские сборщики пошлин осматривали товары и взымали с мужичков положенную деньгу.
И когда запыхавшийся крестьянин привёл барона и его людей на такую площадь перед воротами, тому сразу бросилось в глаза, что на ней, помимо телег и обычной стражи, четыре десятка вооружённых людей в неплохом доспехе, а ещё… четыре офицера. Они стояли особняком и о чём-то переговаривались. Все в дорогих кирасах и шлемах, в плащах с мехом и при офицерских шарфах. У барона не было никаких сомнений, что его тут ждали. Как только он и его люди появились у ворот, как военные зашевелились, а офицеры, прекратив беседу, все стали смотреть в его сторону. Бюргеры знали, что он сюда приедет. Как он об этом не подумал? Ведь здесь, у ворот, так легко было устроить ему засаду, достаточно теперь просто перегородить улицу, по которой он сюда приехал. «Не посмеют! – подумал генерал. – Не посмеют они напасть на представителя герцога». А сам тем временем уже оглядывался, прикидывал, что делать, если его решат тут убить.
В общем, в складывающейся ситуации главное было – не тянуть время и разрешить вопрос быстро, и он приказал:
– Хенрик и фон Флюгер, со мной, Майнц, прикажи остальным спешиться.
Среди его охраны народ был отборный, почти все сержанты, и семеро были из мушкетёров, так что лучше им быть пешими, хотя, конечно, это их не спасло бы: в отличие от присутствующих здесь городских солдат, у людей Волкова древкового оружия не было. Сам же он поехал к офицерам, что стояли у стены. Его немного успокаивало то, что офицеры ведут себя весьма непринуждённо и находятся отдельно от своих солдат. Люди, которые собираются драться и убивать, так благодушно вести себя вряд ли смогут. Он приблизился к ним и, чтобы не показаться высокомерным, слез с коня и, кинув поводья фон Флюгену, подошёл к офицерам и поклонился им учтиво. Они ему тоже кланялись, но поклоны их были коротки, скорее смахивали ни кивки. При этом они улыбались с эдакой ехидцей, словно спрашивали: чего это ты прибежал? Хотя сами прекрасно знали ответ на этот вопрос. Но уже это их поведение чуть успокоило барона, они собрались купаться в заносчивой спеси, но, судя по всему, не собирались нападать. Одного из офицеров Волков узнал, это он приходил к нему на пир и был там рьян, дерзок и отказывался садиться за стол, несмотря на все приглашения генерала. Это был тот молодой офицер, что был подпоясан красно-жёлтым шарфом, он и сейчас был в нём.
– Добрый день, господа, – вежливо начал генерал. И тому офицеру в шарфе поклонился как знакомцу отдельно. – Добрый день.
– Что вам угодно, генерал? – сухо и почти холодно спросил один из офицеров, видимо, старший из них.
– Случилось дело, коего в добрых отношениях союзников быть не должно, – начал Волков. – Люди мои вышли за ворота города, и теперь их обратно не впускают.
– Вот как, неужели? – притворно и с насмешкою удивился офицер. И на лицах его товарищей также было заметно ехидство.