Инквизитор. Ордо Маллеус
Шрифт:
— Надеюсь, добрая слава.
Леди инквизитор встала из-за письменного стола и поправила зеленое фланелевое одеяние. Это была невысокая, жилистая женщина, лет ста от роду, с фиолетовыми глазами кадианки на бледном лице и волосами цвета соли с перцем, собранными в тугой хвост.
— Не важно, — бросила она.
Мы находились в ее санктуме, чертогах, оформленных в октастиле. Черно-белый мозаичный пол украшал рисунок в стиле работ Космати [12] , этерцитовые стены были расписаны растительным орнаментом. Помещение освещали тусклые огоньки свечей, их мерцание подчеркивало
* 12 *
Космати — род известных итальянских художников мозаичных полов XII века.
Опираясь на резную серебряную трость, леди инквизитор, прихрамывая, направилась к нам.
— Полагаю, вы желаете ознакомиться с записями о Баэле?
— Как вы догадались? — удивился я.
— Я знаю его. — Она указала тростью на Фишига. — Он бывал здесь прежде. Как я понимаю, он один из ваших людей.
— Один из лучших.
Нев вскинула свои узкие, выщипанные брови.
— Да? Это многое о вас говорит. Пойдемте. В архив.
В архив вела темная винтовая лестница. Нев было трудно спускаться по крутым ступеням, но она резко отстранила мою руку, когда я предложил ей помощь.
— Я не хотел вас оскорбить, леди инквизитор, — извинился я.
— Такие, как вы, никогда никого не хотят оскорбить, — отрезала она.
Я почувствовал, что это не тот момент, чтобы спрашивать, какие же это «такие».
Архив представлял собой вытянутое, обшитое панелями помещение. Освещали его лампы, установленные на письменных столах, протянувшихся в два ряда от стенки до стенки.
— Световой буй! — прорычала Нев. Летающий дрон-сервитор в форме черепа вынырнул из-под кессонного потолка, завис над ее плечом и зажег галогенные лампы в своих глазницах.
— Баэль, сыновья. Найти, — приказала ему леди инквизитор, и череп полетел вдоль стеллажей, то опускаясь, то взмывая вверх, освещая двойным лучом секции каталога.
Отлетев на восемь секций, он замер возле полки, прогибающейся под горой информационных планшетов, файл-трубками и пыльными бумажными книгами.
Нев захромала к дрону. Мы с Фишигом двинулись следом.
— Сыны... сыны... Тевта сыны, Махариуса сыны, сукины сыны... — Она оглянулась на меня. — Добавлено в качестве шутки, Эйзенхорн.
— Не сомневаюсь, мадам.
Ее пальцы пробегали по истертым корешкам папок и ярлыкам на конвертах информационных планшетов, следуя за лучами дрона.
— Варавы сыны... Сыны Балкара... Есть! Вот оно. Сыны Баэля.
Она сняла с полки папку, сдула с нее пыль прямо мне в лицо и вручила записи.
— Когда закончите, положите ее на место, — сказала она и собралась уходить.
— Простите, но мне бы хотелось, чтобы вы задержались, — сказал я.
Два решительных удара трости, и она снова развернулась ко мне.
— Что?
— Ваш предшественник... м-м...
— Горфал, — прошептал Фишиг.
— Горфал. Он сжег членов этого культа без проведения экспертизы. Вы никогда не пытались пересмотреть это дело?
Нев улыбнулась. Это вовсе меня не ободрило.
— Знаете, Эйзенхорн, я всегда считала, что инквизиторы вроде вас ведут полную приключений, интересную жизнь. Полную веселья, почестей, героизма и славы. Только подумать, что я мечтала стать одной из вас! Вы что, совсем ничего не понимаете?
— При всем уважении, инквизитор, что именно
Она показала на папку в моих руках:
— Хлам. Бессмыслица. Антиквариат. Сыны Баэля? Какого рожна я должна пересматривать это дело? Они мертвы, обратились в прах. Горстка болванов, собиравшихся у вестмурского пилона посреди ночи для того, чтобы поиграть с геолокаторами. Уууууу! Как страшно! Только подумайте, они нас измеряют! Вы хоть понимаете, чем мне приходится здесь заниматься?
— Леди инквизитор, я...
— Понимаете? Это Кадия, безмозглый кретин! Кадия! Мы у самых дверей Хаоса! Прямо в сердце всего этого! Посевы зла настолько велики, что мне приходится каждый месяц давить по сотне культов! Сотне! Эта планета порождает рецидивистов, как море порождает пену. Я сплю по три или четыре часа в сутки, если повезет. Мой вокс гудит, и я вскакиваю, чтобы отправиться по вызову к очередному ядовитому гнезду, обнаруженному силами Внутренней Гвардии. Уличные перестрелки, Эйзенхорн! Битвы с заклятым врагом! Я едва успеваю справляться с потоком ежедневных отлучений, не то что вспоминать о делах, которые вел мой предшественник. Да, у него было дерьмо вместо мозгов. Это Кадия! Это Ворота Ока! Это то место, где делается чертова работенка Инквизиции! Не отвлекайте меня историями о клубе спятивших инженеров.
— Прошу прощения.
— Принято. Увидимся на выходе. — И она захромала к лестнице.
— Нев?
Она обернулась. Я бросил папку на стол.
— Возможно, они и были идиотами, — сказал я, — но они — единственная прочная ниточка, ведущая к демонхосту, способному уничтожить всех нас.
— Демонхост? — переспросила Нев.
— Верно. И зверь, управляющий им. И зверь этот, если я не ошибаюсь, один из наших.
Прихрамывая, она снова спустилась в архив.
— Убедите меня, — произнесла леди инквизитор.
Глава тринадцатая
Не знаю, удалось ли мне на самом деле убедить леди инквизитора. Не уверен, что это вообще было возможно. Но она дослушала меня до конца и оставалась с нами в течение двух часов, помогая находить дела, связанные с этим случаем, и другие материалы. Около девяти ее вызвали по поводу беспорядков в островной общине Кадукада. Прежде чем уехать, она предоставила мне и моей свите место в соборе, от чего я вежливо отказался. Кроме того, Нев довела до моего сведения, что даст разрешение продолжать расследование в Каср Дерт, если я буду держать ее в курсе дела.
— Я слышала истории о ваших... приключениях, Эйзенхорн Мне бы не хотелось, чтобы нечто подобное происходило на моей территории. Мы друг друга понимаем?
— Вполне.
— Тогда доброй ночи. И удачной охоты.
— Ты был неправ, — сказал я, когда мы с Фишигом остались в архиве одни.
— В смысле?
— Она мне понравилась.
— Ха! Эта твердолобая стерва?
— Именно потому, что она твердолобая стерва.
Я всегда получаю удовольствие от общения с коллегой инквизитором, честно и целиком отдающим себя работе, даже если его методы отличаются от моих. Нев являлась чистокровной пуританкой и страдала недостатком терпимости. Она была почти по-хамски резка. Переутомлена. Но она называла вещи своими именами, презирая увертки, и воспринимала абсолютно серьезно угрозы и нашему обществу, и нашему образу жизни.