Инквизитор
Шрифт:
– Да. Без ограничений.
– А дети?
– Пока отложим. Но не убивать. Она нужна живой. Калечить тоже не надо. Пока не надо. Здесь что-то очень серьезное. Надо понять примерные размеры этого зла.
– Подготовить допросную?
– Да. Давай через час. Можно без веревок. Я просто поговорю с ней, – Михаил поднялся из-за стола и подошёл к Дмитрию. – Твой фанатизм может сослужить хорошую службу. Я очень сильно надеюсь на тебя. Остальные тут не приобрели подлинной веры. Они – лишь инструменты. Но ты… В тебе горит праведный огонь. Ты сможешь стать хорошим инквизитором. Теперь ступай, времени у нас немного. И приведите её в порядок. Пусть почувствует немного заботы.
– Хорошо. Всё будет сделано.
– И ещё – постарайся не вступать в конфликты с этими двумя. Это опасные люди и они никогда не почувствуют нашей веры.
– Тогда зачем они нам?
– Потому что они профессионалы, потому что ими можно легко пожертвовать.
– Я не буду задираться.
– Очень на это надеюсь.
Когда Михаил снова остался один, он подошёл к зеркалу и посмотрел на себя. Время не щадило его. Эта усталость, морщины, они слишком хорошо потрепали его лицо за последние годы. И все же в нем никак не мог угаснуть тот огонь, который подпитывал его. Чувство справедливого возмездия за все те грехи, которые раскидывали еретики и нечестивцы, поклоняясь злу и ложным богам. Он поправил стоячий воротник. Даже вступая в общение с самыми недостойными, он должен выглядеть хорошо, всем своим видом показывая превосходство святой церкви.
**
Как дьявол кроится в деталях, так и женская красота, по сути, открывается в мелочах. Да, во многом красивые девушки схожи – аккуратные брови, мягкий, изящный рот, большие глаза и плавная линия подбородка, ведомая правильной формой природы – это и образует общую картину, столь сильно влекущую мужчин. Но детали… В них скрыта уязвимость. Стоит приглядеться получше – и все, можно развалить любую красоту.
Михаил внимательно посмотрел на пленницу. Она была хоть и в возрасте, но, несомненно, красива. В большей мере из-за глаз, огромных, глубоких, самых сильных из всех атрибутов красоты женщины.
Он вежливо поклонился и вошел в комнату. Здесь было прохладно, хорошо. На небольшом стеклянном столике стоял кувшин с водой, а рядом – красивый хрустальный стакан, с которым так сильно контрастировало разбитое женское лицо. Михаил, несколько поморщившись, протянул ей белый платок.
– Можете не возвращать, – сказал он мягко.
– Спасибо, – сказала Наталья и, плюнув в платок, отдала ему обратно.
– Знаете, хорошо, что вы не пытаетесь притворяться, люблю, когда начистоту. Это умиротворяет. Из грехов ложь, пожалуй, сразу после трусости идет. Даже хуже чем зависть. Но это, конечно, по моему мнению.
– Что тебе надо, храмовник?
– Имена. Мне нужны имена.
Наталья скривилась, дав разодранной губе пустить немного крови. Михаил покачал головой. Такое начало разговора было ему не совсем приятно.
– Что, не нравится, храмовник? Противно? Так ты думаешь, разглядывая кровь?
– Частично. Я согласен, что кровь – это не совсем то, что к лицу женщине. Тем более красивой. Но думаю я о другом.
– О чем же?
– Эти разрывы на твоих губах… Я смотрю на них и понимаю, что сейчас все хорошо. Не больно. Это лишь небольшие ссадины, из-за которых чуть больно улыбаться. Что они заживут, и лицо нисколько не изменится.
– И?
– Но всё может измениться через несколько часов. И уже будет неважно, скажешь ты имена или нет. Насколько я знаю Дмитрия, он сделает так, что ты всё расскажешь и даже чуть больше. А потом тело хоть выбрасывай, но зато это будет эффективно.
Наталья внимательно посмотрела ему в глаза. Михаил взгляд не отвел, он просто не умел этого делать. Наконец Наталья кроваво улыбнулась, и в этот раз капля крови упала на ковер. Михаил посмотрел вниз. Мягкий белый персидский ковер был безнадежно испорчен. Все же Дмитрий немного поспешил, приведя её именно сюда.
– Я попробую стерпеть, храмовник.
– Уверена? Мы ведь веками отрабатывали это. Веками. В которых такие как ты исчислялись тысячами. И каждая была уверена, что выдержит. А между тем методы убеждения всё совершенствовались и совершенствовались. Хотя что-то неизменно. Опять же, недавно, когда Дмитрий увлекся, я видел, как еретичка звала уже давно умершую мать, пока раскаленный металл капал на её мягкие ткани. Старо, но убивающее действенно.
– Повторюсь, я попробую потерпеть.
– И в этом мы тебе даже поможем. Болевой шок никто не отменял. Смерть тут избавляет. Поэтому приходится колоть сыворотку, не позволяющую умереть при работе с телом.
Наталья лишь сплюнула кровь. Михаил снова с грустью посмотрел на ковер. Отмыть его было бы все сложнее и сложнее.
– Твоё желание к саморазрушению угнетает.
– Или, как вы говорите, к очищению?
– Софистика. Главное ведь – не только твоя жизнь. Подумай, неужели смерть и мучения твоих детей также обоснованы? Сейчас есть выбор. Потом его не будет.
– Надо же. Решил приплести детей. А я-то думала, когда ты уже начнешь. Хорошо, что ждать надо было недолго.
– Смешно. Кстати, сказать тебе по секрету? – он наклонился и тихим шепотом произнес: – если бы у меня были дети, я бы сдал всех своих сподвижников.
– Ты хуже дьявола, храмовник. Ведь, по факту, ты ещё и предатель, – зло улыбнулась Наталья.
– Теперь я вижу, насколько тебе ценны твои сектантские выродки, – Михаил улыбнулся. – Что же они дали тебе, раз ты готова сама умереть, а также предать мучениям своих детей?
– Они дали мне прозреть.
– И что ты увидела?
– Что тебе не дано, храмовник. Что ты никогда не узнаешь своим ограниченным разумом. Так что если ты закончил, то можешь приступать к своим пыткам, жалкий ублюдок.
– Уверен, твои дети оценят твой пыл. Я позабочусь о том, чтобы им в точности передали твои слова, когда я предлагал тебе изменить их судьбу. А ещё – спасибо.
– За что?
– Наблюдая тебя, я понимаю, что моя работа необходима, что все те жертвы – они оправданны.
– Гори в аду!
– Это уже при необходимости.
Михаил поднялся и подошёл к двери. Едва он приоткрыл её, как показался Дмитрий, готовый исполнить любое его распоряжение. Встретившись с ним взглядом, он устало кивнул. Послушник зло улыбнулся и не без удовольствия посмотрел на Наталью. Дмитрию нравилось пытать людей. Причем именно женщин.