Innominatum. Неназываемое
Шрифт:
— Ладно, — Рамсвуд вздохнул, — я готов допустить, что в древности на Долаке был культ Ктулху. Но это не отменяет нынешнюю проблему с лордами Авалона.
— Как знать, как знать, — проворчал Фарриган, вытащил из сумки еще одну пачку фото и протянул собеседнику, — как, по-твоему, что это?
— Это?.. — сценарист посмотрел на фото, — какое-то цветочное поле. Может, тюльпаны?
— Ну, что ты, Колин! Какие же это тюльпаны? Это мак!
— Ладно. Допустим, это мак. И что дальше?
— …Не простой мак, —
— Ладно, — снова произнес Рамсвуд, — допустим, лорды выращивают опиум, и что? Если полиция коррумпирована так, что не замечает рабов, то она и опиум не заметит.
Берген Фарриган утвердительно покивал головой.
— Да, разумеется, индонезийская полиция ничего не заметит, пока лордов Авалона не прихлопнут…
— А кто их прихлопнет?! — перебил сценарист.
— Важно не это, Колин, а то, что ты станешь положительным героем. По закону кино, авторы решают, кого сделать положительным, а кого — отрицательным. И абсурдное распределение симпатий обычно увеличивает популярность фильма. Взять, например, «Шрека». Страшный клыкастый монстр-гуманоид с зеленой кожей сделан настолько симпатичным, что зрители на его стороне, вопреки традиционным штампам.
— Слушай. Берген, ты опять про кино, а у меня проблема…
— Твоя проблема, — перебил на этот раз Фарриган, — решится, если съемочная группа, в процессе работы над фильмом, разоблачит опиумную, а точнее, героиновую мафию.
— Берген! Я ни черта не понимаю! Где у тебя граница между кино и реальностью?!
— Эта граница там, — спокойно сказал Большой Бонго, — где я ее проведу. Итак, на фоне героиновой мафии, вольности с бенгальскими гастарбайтерами окажутся мелочью, не заслуживающей внимания. Тем, что с гастарбайтерами плохо обращаются, никого не удивишь, а вот раскрытие ново-гвинейского центра наркобизнеса — это сенсация. Ты, разумеется, пройдешь по программе защиты свидетелей, это хороший выход.
— Нет! — возразил сценарист, — лорды сумеют получать в FBI информацию обо мне!
— Лорды, — произнес босс «Iron Star», — будут вычеркнуты в предыдущей серии…
Эпизод-9. Сюрпризы Великого Ктулху
Мелв, Австралия — Долак, Новая Гвинея.
Маленький самолет-амфибия «Lake buccaneer» скользил над океаном со скоростью 250 километров в час, на высоте три тысячи метров, монотонно жужжа пропеллером. Внизу расстилалось Арафурское море, казавшееся в это раннее время суток серым с легкой синевой. Правее курса карабкалось в небо огромное белое солнце.
Места в хвосте занимали Инге Освар и Тедди Бруно, и ящики с оборудованием.
В середине устроились Харри Харрис и Джимми Декстон, оператор из «Iron-Star». Пилотировал Олбен Лепски. Место рядом с пилотом досталось Фокси.
— Слушайте, — произнесла Инге, — а зачем нам эти древние руины на острове Долак?
— А вы разве не читали сценарий? — удивился Декстон.
— Когда? — пробурчал Олбен, — Мы творили драйв для вашей «Дочери пустыни», для «Амазонок», кинокомпании «Legend Voxview», и для «Миссии Моисея» молодежно-христианской кино-ассоциации «Sunrise-of-Uta».
— Мы, — добавила Фокси, — работали посреди австралийской пустыни, как дьяволы. Эта хренова пустыня будет мне сниться еще месяц вместе с древними евреями, бедуинами, амазонками, пророками, фараонами, верблюдами, и прочей мифической зоологией.
— Верблюдами? — переспросил он, — Я думал, у вас в Австралии нет верблюдов.
— Да, черт возьми! И нам пришлось арендовать четырех лам! К счастью, ламы не очень дорогие, они есть у фермеров, а вот настоящие верблюды есть только в зоопарке. За их аренду просили сумасшедшие деньги. Мы спасли бюджет фильма, придумав замену.
— Ламы, — заметил Джимми Декстон, — не похожи на верблюдов Ближнего Востока.
— Это кино не для умников, способных отличить верблюда от ламы — ответила Фокси.
— Так, что мы будем заигрывать в этих руинах на Долаке? — повторила вопрос Инге.
— «Зов Ктулху», по мотивам Лавкрафта, — сообщил Декстон.
— Но, это же вообще креза! — воскликнула она, — кто это будет смотреть?!
— В смысле, ты читала книжку, и тебе не понравилось? — уточнил он.
— В смысле, — ответила Инге, — это именно креза.
— Да, — невозмутимо согласился Джимми, — Вот потому Большой Бонго и выбрал это для экранизации. В искусстве креза, точнее, шизофрения, это признак гениальности. Найди среди великих литераторов хотя бы одного не шизофреника, и я съем свой галстук.
— Что-то я не заметила на тебе галстук.
— Да, я не ношу галстук, но специально куплю и съем, если ты назовешь такого автора.
Инге вздохнула и махнула рукой.
— Ладно. Не буду спорить. А почему, интересно, не нарисовать эту шизофрению в 3D?
— Потому, что Большой Бонго сделал особую пометку на полях: «минимум рисунков и пластиковых муляжей». И он прав. Зрители сейчас прутся от реальности. Такая мода.
— Реальности? — саркастически переспросил Тедди.
— Да, — подтвердил Декстон, — а что?
— Ты путаешь, — заметил Харрис, — Зрители прутся не от реальности, а от реалистичной иллюзии, за которую нам, кино-деятелям и платят. Попробуй, скажи, что это не так.