Инновационная сложность
Шрифт:
Рис. 4. Схематическое представление «корнельской наноточки» (Cornell Dot), в которую входит несколько молекул флуоресцентного родамина, окрашенного и включенного в центр капсулы. Окраска может изменяться в совокупности с кремнием, показанным слева в капсуле [350]
Таким образом, в системотехнике происходит возрастание сложности технических систем не только на уровне описания, но и в реальной технической практике.
350
Steele B. Cornell dots. – http://www.news.cornell.edu/stories/May05/CUdots.ws.html
С одной стороны, сложность технической системы связана с ее превращением сначала в человеко-машинную, а затем в социотехническую систему. В этом случае при их исследовании и проектировании становится необходимым учитывать внешние по отношению к технической системе факторы – социальную и природную среду. Деятельность использования и деятельность создания и совершенствования таких систем становятся неразрывно связанными с самими
351
Лен к X. Социальная ответственность человека за надежность сложных социотехнических систем // Синергетическая парадигма: Синергетика инновационной сложности / Отв. ред. В. И. Аршинов. М: Прогресс-Традиция, 2011. С. 241.
С другой стороны, глубина анализа и синтеза технических систем в наносистемотехнике простирается вплоть до уровня атомарных и квантовомеханических процессов при плавном переходе от макро к микро и нано подсистемам. «Область микросистем охватывает широкую сферу технологий и микроэлектроники, объединившую микромеханику, микроструйную технику и микрооптику с целью фабрикации сложных, многофункциональных интегральных микросистем» [352] . Наносистемотехника, как и макросистемотехника, включает в себя системное исследование и системное проектирование наносистем и с самого своего зарождения направлена не только на исследование, но и на реструктурирование материи.
352
Comprehensive Microsystems, Vol. 1–3. Ed. by Yogesh Gianchandani, Osamu Tabata, Hans Zappe. Hardbound, 2007 – http://www.elsevier.com
Переход на наноуровень, его срединное положение между макро– и микропроцессами, порождает и новые проблемы, ранее неизвестные в классической электронике и требующие обращения за их разъяснением к неклассической физике. Созданный учеными Токийского технологического института «наноамперметр» для обнаружения единичного электрона, с одной стороны, аналогичен классическому амперметру, а с другой – сталкивается с иными закономерностями микромира. Этот прибор, по мнению его создателей, поможет «глубже изучить транспорт электронов в биологических наноструктурах» и пригодится в наноэлектронике. Интересно, что он может одновременно следить за отдельным электроном (что относится к сфере микрофизики и микроэлектроники) и в определенных пределах «измерять с высокой точностью протекающий через него ток». А это уже уровень классической физики и классическойй теории электрических цепей [353] . Отдельные молекулы или атомы могут образовывать кластеры, которые являются переходной единицей между макро– и наносистемами. Причем при определенных условиях кластер начинает вести себя как объемное вещество: «разные физические свойства кластеров достигают значений, характерных для объемных материалов при разных размерах кластера. Размеры кластера, при которых происходит переход к поведению объемного материала, оказывается зависящим от измеряемой характеристики» [354] .
353
Мир материалов и технологий. Нанотехнологии. Наноматериалы. Наносистемная техника. Мировые достижения – 2008 год / Сборник под редакцией д.т.н., проф. П. П. Мальцева. М.: Техносфера, 2008. С. 112–113.
354
Пул – мл. Ч., Оуэнс Ф. Нанотехнологии. М.: Техносфера, 2006. С. 92–93.
Увеличение сложности технических систем влечет за собой рост рисков техногенных катастроф, а попытка преодоления этих рисков в свою очередь ведет к усложнению технических систем. «Уязвимость нашей техногенной цивилизации, повсеместно окружающих и включающих нас сложных технических систем становится все более очевидной… к таким системам относятся не только чисто технические системы. Речь идет фактически о социотехнических системах. К ним относятся, например, и различные инфраструктуры, разнообразные сетевые взаимосвязи, в которые мы включены вместе с самыми современными техническими устройствами и промышленными процессами, производящими эти устройства и поддерживающими их функционирование и использование. Именно сегодня, как никогда раньше, эти системы стали весьма уязвимыми. Естественно, что с целью уменьшения этой уязвимости, общество пытается уменьшить технологические риски всякого рода неполадок, ошибок, несчастных случаев, избежать техногенных катастроф. Для этого, например, сооружают многоступенчатые системы защиты и предохранительные устройства, как это имеет место, например, в энергетике. Но это, в свою очередь, еще больше усложняет как сами эти системы, так и возможность контроля и управления ими. Несмотря на все эти меры, можно констатировать, что проблематика технологических рисков, вопросы ответственности и безопасности сложных систем не только не снимаются с повестки дня, но становятся еще более актуальными и обсуждаемыми, чем это можно было бы себе представить пару десятилетий назад» [355] . В то же время стало ясно, что управление рисками, т. е. обращение с ними в современном обществе, и знания, на которых основываются решения по поводу технологических рисков, всегда остаются спорными, а изначальное стремление сделать их научно точно калькулируемыми является иллюзией.
355
ЛениX. Социальная ответственность человека за надежность сложных социотехнических систем // Синергетическая парадигма: Синергетика инновационной сложности / Отв. ред. В. И. Аршинов. М: Прогресс-Традиция, 2011. С. 237–238.
Единой меры пользы и вреда в принципе не существует. Даже пересчет различного ущерба в денежных единицах ведет к произвольным и спорным результатам. Такой подход к расчету технологических рисков применим только там, где накоплен достаточный статистический материал и на основе частоты отказов отдельных компонентов сложных технических систем может быть сделан вывод о надежности системы в целом. В этом случае, например, частая поломка какой-либо детали в определенный отрезок времени экстраполируется как на всю систему в целом, так и на следующий период ее функционирования. Этот подход, однако, не применим к уникальным сложным техническим системам, где каждая новая авария является по своим причинам и следствиям уникальной. Это показали, например, сравнения аварий на атомных электростанциях. Даже если есть много общего, предыдущий опыт часто не применим к новым авариям, имеющих многочисленные новые, непредвиденные особенности. До тех пор, пока нет достаточного количества эмпирических случаев, можно дать лишь субъективную оценку, которая может выдавать желаемое за действительное, что и наблюдается, например, при авариях ядерных установок. Они всегда единичны и набирать здесь статистику не представляется возможным, а заинтересованные эксперты не могут быть объективными. Поэтому предусмотреть и прогнозировать их последствия становится в принципе невозможно. Кроме того, при оценке истинного объема причиненного вреда от техногенных аварий и катастроф огромную роль играют самые различные субъективные обстаятельства, которые часто упускаются из вида (например, страх ответственности, утрата доверия и т. п.), поскольку речь идет не о простых технических устройствах, а о сложных социотехнических системах. Это выводит проблему принятия решений в области техногенных рисков на совершенно новый уровень сложности, где возникают синергетические эффекты, которые очень трудно предусмотреть и соизмерить, поскольку они наслаиваются один на другой и создают каждый раз новые ситуации.
Необходимо принимать во внимание, что при использовании математических вычислений учитываются лишь те отношения, которые доступны математической обработке, т. е. могут быть количественно выражены или выразимы. Кроме того, определение вероятности того или иного события, которое может привести к аварии, затрудняется тем, что оно часто лежит за пределами познаваемого, а ее последствия измеряются не только в аспекте принесенного материального ущерба, как показали Чернобыльская катастрофа и авария на Фукусиме. Если раньше вопрос о рисках рассматривался лишь в рамках теории принятия решений с математическим уклоном и областью применения в сфере экономического страхования рисков, то сегодня в обсуждение этой темы включились также юристы, психологи и социологи, подчеркивающие, что технические инновации являются гипотетическими социальными структурами, создаваемыми не в лабораториях, а в рамках социотехнической деятельности, вторгающейся в профессиональную, общественную и даже частную сферы. С одной стороны, социальные структуры должны приспосабливаться к этим инновациям, а с другой – их внедрение неизбежно вызывает структурные социальные изменения.
Современное общество становится полем перманентного экспериментирования с новыми технологиями, следствия которого могут быть и являются не только позитивными, но и негатривными как для общества в целом, так и для отдельных его граждан, которые поневоле становятся подопытными кроликами. Такое изменение соотношения социальных и технологических изменений в современном обществе вызывает рост осознания технологических рисков и экологических угроз, связанных с внедрением и эксплуатацией сложных системотехнических комплексов, электростанций, производства потенциально токсичных субстанций, со стороны неконтролируемо разрастающихся масштабов новой индустрии утилизации практически всех промышленных продуктов. Иллюзия того, что рыночная экономика способна автоматически регулировать этот процесс моментально исчезнет, если вспомнить с какими техногенными катастрофами связано развитие крупных технологических комплексов в двадцатом столетии. В данном случае по сути дела речь идет о технологических рисках, природа которых социально-техническая.
Как показали аварии на Чернобыльской АЭС и недавняя на японской атомной электростанции «Фукусима», развитие технологий не делает нашу жизнь безопаснее. События последних лет показывают нам такие же проблемы в области гидроэнергетики, приводящие к затоплению жизненного пространства современного человека, крушения жлезнодорожных составов или катастрофических загрязнений огромных площадей отходами алюминиевого производства. Риски от внедрения и эксплуатации сложных технических систем перестали быть, строго говоря, техническими, а стали социотехническими. В любом случае техногенные катастрофы, связаны они с природными катастрофами или отказами техники из-за их неправильного использования или же неверного конструирования, всегда становятся социальными катастрофами, а значит должны «регулироваться» обществом.
Фактически современные сложные социотехнические системы должны стать самореферентными в смысле Никласа Лумана. Самореферентность системы представляет собой ее способность постоянно самоопределять отношение к самой себе и отдифференцировать их от отношений к окружающему миру, а также постоянно селектировать свои внутренние связи и элементы. Сложная социотехническая система при этом должна от наблюдения своих операций перейти к наблюдению своего наблюдения. Таким образом, она и не машина, и не организм, а особая самореферентная социотехническая система, контролирущая сама себя. Одним из центральных понятий лумановской теории систем является понятие самонаблюдения. Система только тогда существует, когда она сама себя наблюдает, т. е. самоидентифицирует себя, отделяя себя от окружающей среды. Многократное повторение процедуры дифференциации системы и окружающей среды, направленное внутрь данной системы, ведет к выделению в ней иерархии подсистем и одновременно к редукции сложности этой системы. Автопоэсис в данном контексте означает самоорганизацию, самоконституирование и саморепродукцию системы через построение подсистем. Именно в этом направлении идет процесс эволюции сложности в современных социотехнических системах.