Иногда это происходит
Шрифт:
***
Мне послышалось, что кто-то звонит в дверь. Я никого не жду, но стоит проверить – вдруг мистер Бренгент прислал письмо с извинениями и решил сообщить, что удваивает мне заработную плату, так как я – незаменимый сотрудник. В последний раз, когда я его видел, он наорал на меня, назвав нерасторопным кретином с манией величия, и посоветовал сходить к психиатру. Что же, мне остается только одно – верить в лучшее. Даже если не в этой жизни, то хотя бы в следующей. Все, как ты учила – не оставляй надежду, и надежда не оставит тебя. Смешно, если говорить откровенно, писать тебе обо всем этом, как будто ты рядом со мной, просто вышла в магазин, или уехала к Берте на выходные, а я позвонил поделиться событиями, случившимися во время твоего отсутствия.
Когда мы говорили с тобой по душам в последний раз? Когда прислушивались друг к другу и могли открыться по-настоящему, высказать все,
Время вообще потекло странно с тех пор, как ты навсегда уехала. Я почему-то уверен, что сразу же похолодало. Ты положила ключи на комод, косо глянула на меня через плечо, вывезла чемодан в коридор и скрылась навсегда, и тем же вечером случились заморозки. Точно. Я вышел ранним утром на улицу, чтобы пройтись и уложить случившееся у себя в голове, прошел десяток кварталов в домашнем халате и пижамных штанах и только тогда заметил, что под ногами скрипит заиндевевшая трава. Было так холодно, что я забежал в ближайшую кофейню и час или два стучал зубами, пытаясь отхлебнуть горячий кофе, пока официанты заботливо укрывали меня пледами. Бьюсь об заклад, они решили, что я сбежал из психиатрической лечебницы, и собирались вызывать подмогу. Вызвали бы, если бы я не почувствовал, что озноб проходит, и не сбежал бы оттуда через окно в уборной.
Это чувство доверительного разговора с тобой так меня увлекло и напомнило о былых временах, когда я мог откровенно делиться всем, что творится у меня в голове, что моему гостю пришлось сдаться. Он трезвонил минут двадцать, если не больше, а я не нашел в себе сил оторваться от нашей беседы. Ты даже вообразить не можешь, как жалок я сейчас. Как жалок я был последние месяцы, последние годы. Подобные случаи стали нормой – кто-то приходит ко мне, а я настолько поглощен своими раздумьями или тревогами, что вспоминаю о злосчастном визитере только через несколько часов, а то и дней. Один Карлос знает, как попасть ко мне, обойдя мое состояние вареной мухи, очнувшейся ото сна. Кстати, тебе это тоже пригодится. Когда я решусь и свершу задуманное, то тебе нужно будет приехать в мою квартиру. Лучше всего – после того, как здесь все приберут и увезут мое тело. Позвони Карлосу, я оставлю его номер вверху, или приложу отдельный листок, и вместе приходите. У меня для вас двоих есть небольшие подарки на память обо мне.
Наверное, стоит спуститься вниз и спросить, кто ко мне приходил. Сам не могу объяснить – отчего мне кажется это важным, но предчувствие подсказывает, что кто-то действительно хотел меня видеть. То есть – это было нечто серьезное. Тебе известно мое скептическое отношение ко всяким предзнаменованиям и к сверхъестественному – вообще, но сейчас, может, из-за того, что мне предстоит совершить, я чувствую в себе готовность откликнуться на загадочный призыв, поднимающийся откуда-то из глубин моего жалкого подавленного существа. Как бы ты это назвала?
– Внутренний голос, дурачок, он всегда с тобой, пытается подсказать тебе, как правильно поступить, и бессмысленно взывает к совести, которой ты напрочь лишен от рождения. Невозможно всю жизнь игнорировать его, иначе ты заблудишься во тьме, и даже твоему внутреннему голосу не удастся тебя вывести наружу. Не иди к болоту, и не провалишься в него.
Не иди к болоту. Как же к нему не идти, если я сам его вырыл, сам запрудил и позволил зарасти рясой, покрыться тиной, образовать зыбкое дно и обманные островки, кажущиеся надежными издалека, но уходящими под воду, стоит тебе попытаться поставить на них ногу. Да, я признаю, что я безнадежен, поскольку самостоятельно выкопал себе яму, и добровольно планирую в нее спрыгнуть.
К слову, если тебе интересно, какой я выбрал способ сведения счетов с жизнью – то спешу тебя разочаровать. Выбор слишком велик и разнообразен, я до сих пор сомневаюсь, что именно подойдет под мой запущенный случай. Раньше мне приходилось часто думать об этом, фантазировать, примерять к себе тот или иной вариант развития событий. В каждом из них есть свои минусы и плюсы, но остановиться на одном мне так и не удалось. Чаще всего во снах я видел насильственную смерть. Удивительно – прежде мне даже удавалось убеждать себя в том, что так оно и случится – не от своих же рук, а по нелепой случайности. Какой-нибудь бездомный нападет в темном переулке, собьет грузовик или фургончик с мороженым, или прилетит случайная пуля, заблудившаяся во мраке, как и я. Но сделать это самостоятельно? Что ж, не стану скрывать, я думал об этом. Думал, думал, думал. А как результат –
– Тебе лень думать над такой важной вещью, – сказала бы ты, глядя на меня с укором, жалостью и злобой, – ты не только трус, ты еще и лентяй.
Ха! Ты ошиблась уже дважды за одно мое предсмертное письмо к тебе! Я никакой не лентяй, мне удалось соскрести со дна последние остатки сил и спуститься к консьержу. А ты проиграла. И еще – ты многое потеряла, лишив себя возможности познакомиться с этим удивительным человеком, нашим консьержем Джио. Таких чудаков, как он, не сыщешь во всем мире. Даже моя чудаковатость как-то блекнет и отходит в сторонку на его фоне. Вот сейчас, к примеру, я скатился по крутой лестнице, споткнувшись о сломанную седьмую ступеньку, которая ненавидит меня. Я вечно об нее спотыкаюсь. Однажды даже вывихнул запястье, упав особенно неудачно. Но это не имеет значения. Главное – десять минут назад, завидев, как я исполняю свои акробатические трюки, Джио вместо того, чтобы помочь мне подняться, прищурился и сказал:
– Хм…
Погоди. Прежде, чем я напишу, что именно он сказал, я хочу нарисовать тебе его портрет. Не нарисовать в прямом смысле, а описать, чтобы у тебя сложился четкий образ этого странного человека. Ему около сорока лет, он всегда надевает вельветовый пиджак цвета черешни поверх темно-синей футболки, на которой что-то написано по-арабски. Сколько бы я ни спрашивал, что означает надпись, ответ всегда один – бог весть. У Джио роскошные кудри, кое-где седые, но в целом – еще почти полностью каштановые, на фоне этих кудрей – небесно-синие глаза. Как тебе такое сочетание? Не просто какое-нибудь ординарное небо, а цвета, получающегося из наливных туч перед майской грозой, в том месте, где линия горизонта просматривается наиболее явно, и единственный лазурный участок готовится выдерживать осаду, сливаясь с мутными грозовыми облаками, все это вместе образует такой синий цвет, что на него становится больно смотреть. Вот такие глаза у Джио, и когда они смотрят не на очередного жильца нашего дома или припозднившегося гостя, они устремлены вдаль и затянуты молочной пеленой, или же – уткнуты в книгу. Он не рассказывает, откуда он приехал, есть ли у него семья, где он живет, когда не ночует в своей каморке на первом этаже, и никогда не признается, какую книгу штурмует в этот раз. Не то чтобы он скрытный, просто не любит болтать без толку. Зато когда начинает говорить – все вокруг замолкают, ожидая очередной нелепицы, или мудрости, или абсурда. Никогда не угадаешь, что скажет этот чудак в следующий раз. Знаешь, есть люди, которые берут слово редко, но очень метко, Джио же из другой категории – люди вроде него говорят еще реже и всегда невпопад. Например, сейчас:
– Хм…существует мнение, что любовь живет три года. По мне – это чушь собачья. Любовь убивает три года.
– О чем ты говоришь? – спросил я, пытаясь совладать с дрожью в коленях, которая всегда начинается, стоит мне скатиться вниз с этой треклятой седьмой ступеньки.
– О том, что любовь убивает три года. Настоящая любовь, которая закончилась по той или иной причине. Или та, что никак не начнется.
– Это какая-то ерунда, – проворчал я, ухватившись за перила, и приподнимаясь на полметра над уровнем пола.
– Просто мало кто об этом знает, и еще меньше – говорят. Но тебе я расскажу. Человеческое сердце ежедневно вырабатывает пятьсот миллиграмм любви. Это достаточная доза, чтобы согревать своей любовью близких, родных, друзей, животных, природу. В детстве эта любовь нетоксична, потому она производится в больших количествах, и дети способны любить искреннее, сильнее, способны отдавать привязанности многим людям, всему, что их окружает. В подростковом возрасте появляется первый яд, и людям становится невмоготу выносить его, оттого подростковый период – самый сложный период в жизни человека. Организм выделяет много любви, часть которой накапливается, но не находит выхода, тогда часть этой любви направляется внутрь, фокусируется на самом человеке. Это время для того, чтобы учиться любить себя. Высвобождаются только токсичные, ядовитые вещества. Ближе к двадцати годам мы привыкаем к яду, но наш резервуар переполнен. С этого момента сердце начнет производить пятьсот миллиграмм ежедневно, и оно будет требовать выплеска любви. Тогда-то мы спохватимся и станем искать достойный объект, который будет заслуживать нашего самого дорогого сокровища. Для кого-то этим объектом становится любимая работа, творчество, домашнее животное, деньги, дети, пожилые родственники. Но все это – или искусственно, или недостаточно для высвобождения всего накопленного запаса.