Иногда полезно иметь плохую память
Шрифт:
— Юля, ты так не можешь идти.
— А не так идти я тоже не могу… Уже пять часов…
— Откажись. Назначь встречу на завтра.
Что-нибудь придумаем.
— Мама, пусть будет так… Говорят, истинное чувство ничто не может погубить. — Юлька все же нашла в себе силы пошутить.
— Юля!
— Мама! — Юлька перевела дух. — Думаешь, я не понимаю, что это ужасно? Но менять что-то уже поздно, а с зеленым платьем…
— Оно тебя не спасет.
— Пусть он думает, что это шутка, — вздохнула
— Для молодой девушки у тебя удивительно мало чувства…
— Кокетства?
— Да, если хочешь, — отпарировала мать. — Но под этим подразумевалась невозможность выйти на улицу в уродливом платье или с неудачной прической.
— Значит, мне ничто не грозит. — Юлька пожала плечами. — Уже это радует. А теперь, мама, иди и дай мне закончить туалет.
Мать, все еще вне себя от возмущения, прикрыла дверь. Юлька в спешке натянула платье, достала косметичку, открыла ее и задумалась. "Мои несчастные глаза обведем черным-черным карандашом… А губы… Пусть будут почти белые, перламутровые… Румяна…
Ну, чистый театр!" Девушка в зеркале постепенно приобретала вид непонятного авангардистского произведения искусства. Юлька не узнавала себя. Похлопала крашеными ресницами, надула отливающие перламутром губы, взбила пальцами морковные кудри. Крутанулась на каблуках, парусом надув широкую юбку. «А что? Ничего… Хорошо бы показаться Максу. Он бы точно сказал, что у меня этот, как его.., сексуальный идиотизм».
Оставшееся время Юлька провела сидя на стуле у открытого окна, прикуривая одну сигарету от другой — дым колечками уползал во двор.
«Москвич» въехал в арку ровно в шесть.
Дверца открылась, и Женя вышел из машины — такой представительный, что у нее сжалось сердце. «Господи, он меня просто пошлет, — в отчаянии подумала она, — в белом пиджаке, мама миа! И сейчас к нему вылетит рыжий клоун…» Она сжала зубы и ринулась вон из комнаты, прихватив сумочку.
— Я ухожу! — крикнула она матери. — Он уже тут.
— Оба вы клоуны, — хмуро бросила та. — И ты, и твой разлюбезный Макс.
Юлька постаралась не хлопнуть дверью.
Она вылетела из подъезда, вертясь, как пуля на солнце, — рыжая пуля в развевающемся зеленом платье. И Женя, протянувший было к ней руки, был этой пулей убит наповал. Она увидела, как меняется его лицо, на котором застыла приготовленная к ее встрече улыбка.
Выражение, которое появилось на его лице, трудно было выразить словами. Изумление, ужас, растерянность — все это было слабо сказано. «Пропало дело», — подумала Юлька и нагло, опережая его приглашение, юркнула в машину, чтобы он не успел передумать.
— Привет! — сказала она, когда он, опомнившись, последовал за ней. — Ты счастлив
— Д-да… — Он выговорил это нетвердо, пытаясь при этом улыбнуться. — Да, очень, очень…
— Ужасно, правда. — Она постаралась, чтобы это прозвучало не как униженный вопрос, а как гордое утверждение. — Я иногда испытываю острую потребность быть ужасной. Сегодня именно такой день.
— Юля, это очень глупо. — Он взял себя в руки. — Это несколько неожиданно… Ты меня даже не предупредила…
— О, я никогда не предупреждаю. Я просто становлюсь ужасной, и все. В этом вся прелесть, в неожиданности. Тебе не нравится?
— Нет, мне нравится! Так мы едем?
— Ну да, а ты решил, что я передумаю? — Юлька весело щурилась от солнца, бившего ей в глаза. — Скажи, а меня пустят в это твое кафе? Ну, я имею в виду, что, может, у них там какие-нибудь расовые ограничения: вход запрещен неграм, собакам и рыжим…
— Юлька, ты прелесть! — почти весело воскликнул он, и она облегченно вздохнула.
— Я тоже так думаю. Тебе привет от Макса.
— Спасибо, — прохладно ответил он, включая магнитолу. — Вы вчера, наверное, в деталях меня обсудили?
— Конечно. — Юлька закурила и выдула струйку дыма на лобовое стекло. Ветер, врывающийся в опущенное окно, тут же развеял дым по салону. — Мы ведь соседи, ко всему прочему.
«Боже, как странно, — подумала Юлька, искоса глядя на своего кавалера. — Похоже, его ревность ни капельки не уменьшилась из-за моего идиотского вида…»
— Жень, а тебе не кажется, что цвет моих волос мог бы быть и не таким диким?
— Нет, не кажется. Прекрасный цвет. Очень смело.
— Да? Что смело — я не спорю. Но тебе, лично тебе, как мужчине, он нравится?
— Да, — коротко ответил он.
— А может, ты просто деликатничаешь со мной?
— Нет.
«Деликатничает, — поняла Юлька. — Джентльмен, в этом ему не откажешь…» Она только вздохнула.
— Юль, ты так стремительно выбежала, что я совсем забыл, что хотел представиться твоей маме, — прервал молчание Женя.
— Так сразу? — удивилась Юлька. — Мы еще и друг другу-то не слишком представлены.
Я, например, не знаю о тебе ничего.
— А что ты хочешь узнать?
— Возраст, например.
— Двадцать пять.
— Профессия?
— Как тебе сказать… — Женя замялся.
— О! — Юлька насторожилась. — Что-то загадочное?
— Да нет… В двух словах трудно сказать, какая у меня профессия. Отец никак не оставит идею, чтобы я доучивался на юрфаке. А я не могу его видеть, юрфак, а не отца.
— А… — сочувственно протянула Юлька. — Вольному воля…
— Как посмотреть, — сухо возразил Женя, глянув на нее. — Воли как раз маловато, постоянные разборки.