Иногда полезно иметь плохую память
Шрифт:
Он уставился на дорогу. Спустя некоторое время у него снова возникло это ощущение — кто-то невидимый упорно не сводит с него глаз.
Сергей Павлович посмотрел в зеркальце заднего обзора: трейлер, загородивший полдороги, осторожно обгоняющий его "«Москвич»; никого больше. «Это что же, Женя за мной следит? — усмехнулся он, глядя на идущую почти вровень с ним легковую машину, — Белый „Москвич“, как у него. Нет, за рулем баба…» Он прибавил скорость, насколько возможно, и оторвался от «Москвича».
Сергею Павловичу удалось избавиться от этого ощущения, но только на время. Уже на
«Москвич» исчез. Видимо, его водитель свернул на другую улицу, даже не заметив, что ехавший впереди джип пытался от него оторваться. Сергей Павлович обругал себя за мнительность и вернулся к дому кружным путем.
В квартире пахло чем-то очень жирным и вкусным. Вера готовила ужин, как в старые добрые времена. Но, едва взглянув на нее, Сергей Павлович понял, что добрые времена прошли.
У нее блестели глаза, лицо словно светилось изнутри, и двигалась она осторожно, плавно, как будто устало. «С мужиком была, точно, — сказал себе Сергей Павлович. — На что я еще рассчитывал, в конце концов? Что я, Веру не знаю? У матери она ночевала, как же! Пусть только попробует соврать!» Но он сдержался и предпочел подождать, когда она сама расскажет ему историю своих похождений. Вера, довольно прохладно поздоровавшись с ним, отвернулась к плите и, казалось, всецело ушла в свою стряпню. Сергей Павлович не выдержал.
— Где ты была? — спросил он неожиданно хрипло и рассердился на себя за это.
— В гостях у подруги, — холодно ответила она. — У своей школьной подруги.
— Хорошо. — Сергей Павлович еле сдерживался. — У подруги есть телефон?
— Нет.
— Вот как? А адрес у нее есть? — повысил голос Сергей Павлович. — Где она живет? — Сергей Павлович вытер испарину, выступившую на лбу.
— На «Баррикадной».
— Как ее зовут?
— Александра, — отчетливо произнесла она. — Это все? Что ты еще хочешь про нее узнать? Цвет волос? Брюнетка. Живет одна. Не лесбиянка, если это тебя волнует.
Сергей Павлович с ненавистью смотрел на нее.
— Отвернись, дырку прожжешь, — грубо сказала Вера. — Ты устроил мне безобразную сцену, и я решила дать тебе время остыть. Я бы на улице спала, если хочешь знать, но к тебе не вернулась бы. И спала бы, если бы не вспомнила о Саше…
— Хорошо, — устало сказал Сергей Павлович. — Кстати, нет ли машины у твоей Саши?
— Ни черта у нее нет, — презрительно ответила Вера, пользуясь случаем пожаловаться на свое невезение. — Вроде и работа у нее хорошая, и родители богатые… А обстановка просто жуткая, на унитаз страшно посмотреть.
Правда, одевается она хорошо.
— Ну, все! — Сергей Павлович почувствовал, что больше не вынесет бесконечного Вериного вранья. — Давай ужинать. Хватит!
Потом последовала ужасная неделя — Сергей Павлович прожил ее как в кошмаре. Он даже не знал, что его беспокоило больше — застывшее на месте дело с наследством Стася (адвокат упорно твердил, что необходимо подождать, пока девушка привыкнет к жениху), поведение Веры (она
— Ну все, сука, я тебя убью! — Он прижал Веру к постели, не давая ей поднять голову, двинуть рукой или ногой. — Ты с мужиком была, я знаю!
— Ну и что? — выдавила из себя побледневшая, но еще больше обнаглевшая Вера. — Ты мне кто? Муж?
Она получила удар по лицу, не имевший ничего общего с пощечиной. Ее голова дернулась, она отчаянно закричала и попыталась вырваться, тут же ослабев от страха. Сергей Павлович ударил ее еще раз и принялся сдирать с нее одежду. Сорвав не совсем свежие белые трусики, он сунул руку ей в промежность.
— Трахалась, сука, — почти удовлетворенно отметил он. — Вся опухла. Сколько раз, говори!
— Четыре! — мстительно пошевелила распухшими губами Вера. Она смотрела на него со страхом и ненавистью.
— Врешь! — Он едва удержался от того, чтобы не сдавить ей горло, — это мягкое, теплое, загорелое горло, на котором билась еле видная голубоватая жилка. — Врешь, сука!
— Пять! — прошипела Вера. — Пять, козел ты старый! Шесть! Десять, слышишь? Столько, сколько тебе и не снилось! Даже когда ты был молодым! Потому что ты козел старый, козел, козел! Тьфу!
И она попыталась плюнуть ему в лицо, но он зажал ей рот ладонью. Его била дрожь. Он ненавидел себя за то, что эти ее слова причиняют ему такую боль. Ненавидел и боялся себе признаться, что с ним случилось самое глупое, что только могло случиться. Он влюбился. "Когда я успел? — думал он, потихоньку отнимая ладонь от ее дрожащего рта. — Месяц назад?
Раньше? Вчера? Я последний дурак. Старый идиот. Она меня сожрет. Разжует и выплюнет.
Я должен ее вышвырнуть, или мне конец. Сейчас. Сейчас же".
Но в тот вечер он только изнасиловал ее — яростно, отчаянно, едва удерживаясь от того, чтобы не заплакать над этим дергающимся, измученным телом.
— Ты и сегодня поедешь к нему? — спросил он через десять минут, когда перестали дрожать руки и удалось всунуть в губы сигарету.
Вера медленно, сдерживая стон, поднялась и села на постели. Потом, пошатываясь, встала, открыла шкаф и принялась одеваться — заторможенно, вяло двигаясь, едва поднимая и опуская руки и ноги. Он наблюдал за ней, не говоря ни слова. Наконец она побрела к зеркалу и так же вяло напудрилась, едва не выронив пудреницу на ковер. В зеркале отразилось ее опухшее лицо, рассеченная нижняя губа, которую" она, морщась от боли, замазала помадой. С минуту она смотрела на свое отражение, потом медленно двинулась к выходу.