Иногда полезно иметь плохую память
Шрифт:
— Что я там видела? Пьяные рожи, больше ничего… Цветов ей надарили, конфет, того, сего.
Духи, конечно, были самые крутые. Она страшно обрадовалась, схватила их, тут же открыла.
— Ужас, — вскочила Юлька. — Открыла и прочитала?!
— Что ты, Юлечка! — успокоила ее Ольга Петровна. — Какое там прочитала! Она же уже была готовенькая! Поняла, наверное, только, что коробка синяя, а духи классные — и больше ничего. Духи она вынула, стала вертеть, нюхать. Все тоже пошли к ней — нюхать…
— Коробка-то где была.? — перебил ее Макс.
— Кажется,
— В чем?!
Ольга Петровна закурила вторую сигарету.
— В селедке под шубой, — отчеканила она. — Моего приготовления, кстати. Я вытащила оттуда коробку и положила ее рядом с Алевтиной. Больше, хоть убейте, ничего не помню, Ребята отрешенно молчали. Им очень не понравилось то, как обращались в роддоме с их коробкой. Юльке рисовались жуткие картины — надпись на коробке медленно исчезает под жирными пятнами от селедки, майонеза и неведомого салата… Макс страдал, остро чувствуя свою вину за все происшедшее. Одна Ольга Петровна, казалось, не теряла самообладания.
— Ничего! — успокоила она ребят; — Теперь, я думаю, мы вашу коробку найдем. Уж предоставьте это мне.
…И вот Ольга Петровна позвонила.
— Я говорила с ней! — победоносно кричала она по телефону. Макс, поднявший трубку, слушал, а Юлька, сгорая от нетерпения, стояла рядом.
— Ну и что? — спросил Маке. Юлька схватилась за сердце.
— Она ничего не помнит, — прозвучало в ответ. — Помнит, что духи ей подарили, что они у нее дома, а где коробка и вообще, какая она была из себя, — в упор не помнит. В общем, ты лучше приезжай сюда и сам с ней поговори…
— Мам, я не хочу, — слегка оробел Макс. По его глазам Юлька поняла, что он боится Алевтины Степановны, и от души пожалела его.
— Надо! — твердо сказала Ольга Петровна. — Чего не сделаешь ради пользы дела! Тебе она скорее скажет, если вспомнит, конечно…
Макс слушал со страдальческим выражением лица. Юлька подмигивала ему, делала страшные глаза и нетерпеливо топталась на месте, готовая сорваться и бежать, куда прикажут. За эти дни ее любопытство, спортивный азарт и грандиозные надежды достигли крайней степени. Ей уже мерещилось будущее ее ребенка — безоблачное, счастливое, обеспеченное…
Макс положил трубку и уныло посмотрел на подругу. Та затрепетала — уйдя в свои мечты, она прослушала окончание разговора.
— Что? — спросила она, с надеждой глядя на него.
Макс только махнул рукой.
— Надо ехать в роддом, — сказал он с мрачной решимостью. — Другого выхода я не вижу.
Алевтину надо брать на месте преступления.
Оказывается, дома у нее коробки нет, а вот куда она делась, Алевтина никак не может вспомнить…
— Интересно, что сказал бы по этому поводу Фрейд? — подлизалась Юлька, очень зауважавшая психоаналитика после разъяснения истории с кольцом.
Макс раздраженно фыркнул:
— Может, тебе не стоит ездить туда? Мало ли что…
Но Юлька была непоколебима.
— Я-то как раз
— Но о деньгах — ни слова!
— Ни слова!
И они ударили по рукам.
Алевтина Степановна оказалась довольно приятной на вид женщиной. Аккуратно причесанная, в накрахмаленном до блеска, голубоватом от синьки халате, со свежим макияжем, умело ступающая на высоких тонких шпильках, она выглядела настоящей хозяйкой роддома, в который с трепетом явились Макс и Юлька. Прежде всего она обратилась к Юльке.
— Ну, милочка моя, — ласково сказала она, — рожать у нас будем?
— Юлька недоуменно посмотрела на свою талию, пока ничем не выдававшую ее беременность, и снова перевела взгляд на Алевтину Степановну. Та заулыбалась.
— Мама твоя мне уже все рассказала. — Теперь она говорила с Максом. — Давно пора! Теперь мало рожают, а тебе сам Бог велел! Мать и принимать будет…
Юлька зарумянилась, но отрицать ничего не стала. «Пусть говорит что хочет, — подумала она. — Может, быстрее про коробку расколется…»
— Мы, Алевтина Степановна, не совсем насчет родов пришли, — уверенно заговорил Макс, делая шаг вперед. — Мы по личному делу.
— Роды, значит, не личное? — немного удивилась та. — Что ж, рассказывайте. У меня двадцать минут.
— На ваш юбилей, — взял быка за рога Макс, — вам подарили духи.
— Было! — кивнула та. — Прелесть! Душусь только ими… Вам нравится?
— Нравится, — кивнула Юлька, решив, что на такой сугубо женский вопрос должна ответить она.
— Так что же, собственно, случилось с этими духами? Твоя мама уже спрашивала меня о них, — обратилась она к Максу. — Что это вы все ими заинтересовались? Она меня спрашивала, куда я дела коробку от флакона.
— Вот-вот, именно коробка нас и волнует, — скромно потупился Макс. — Видите ли, я собираю коллекцию таких коробочек… У меня их уже больше пятидесяти… А от «Бушерона» до сих пор нет.
— Так вы пришли ко мне ради этого смешного хобби? Ну, ладно… Только вот чем я смогу вам помочь? — Она задумалась, вздохнула. — Не помню! Про коробку, хоть расшибись, ничего не помню… Куда я ее дела?
Макс молитвенно сжал руки.
— Поняла, поняла, что это для тебя важно! — отмахнулась та. — Видишь ли, я помню, как мне ее подарили, помню, как я ее открыла, как духи нюхала…
— А… Коробка была не дефектная? — внезапно севшим голосом спросил он. — Ну, не было каких-нибудь порывов, пятен, посторонних знаков?
— Вроде нет? — спросила себя Алевтина Степановна. — Вроде ничего не было… Да ты не переживай, коробка была хоть куда… А, помню! — вдруг просияла она. — Память; стала совсем никуда, но кое-что еще помню!
Юлька и Макс замерли, как кролики перед удавом.
— Она была плохо запечатана, — торжествующе заявила та. — Вот это точно! Я только потянула за целлофан, как он слез… Плохо было заклеено, неровно…