Инопланетянин (сборник)
Шрифт:
Рене выбрал крайний уединенный столик, от которого хорошо, в оба конца, просматривалась улица, обсаженная старыми каштанами и липами. Объединенными усилиями влажная дымка, дождь и деревья так хорошо скрывали дома, что можно было подумать — бар находится в парке. Правда, это впечатление разрушал негустой поток автомашин, с приглушенным шорохом кативший по асфальту.
— Что пожелаете, мсье?
Рене обернулся: возле его столика стоял гарсон. Сухощавый, с густой шевелюрой седеющих волос, худым добрым лицом, грустными глазами и маленьким жестковатым ртом — типичный француз, больше того — парижанин
Рене заказал листинг — литровую кружку светлого пива, дюжину дешевых устриц и картофельный салат с оливковым маслом, уксусом и красным перцем. Взглядом дав понять, что заказ принят и одобрен, гарсон мягко, с намеком на улыбку спросил:
— Мсье любит осень? — И, отвечая на вопросительный взгляд Рене, пояснил, чуть склоняя набок голову: — Мсье легко одет, он мог бы занять столик в зале.
Журналист улыбнулся в ответ:
— Вы угадали. Я люблю осень, даже такую.
— И мсье прав. — Гарсон сделал легкую паузу и, так как Рене благожелательно смотрел на него, продолжил свою мысль: — Лето в Париже далеко не лучшее время: жарко, пыльно, даже зелень кажется не зеленой, а серой. А вода в Сене к вечеру начинает пахнуть псиной — увы, гниют городские отбросы.
Он умолк и сделал движение, чтобы уйти, но Рене остановил его репликой.
— Есть еще и зима.
Гарсон улыбнулся, он хорошо улыбался, его темные глаза не теряли при этом грустноватого выражения.
— О, мсье, парижская зима — испорченная осень, а кто же любит испорченное? Извращенные, пресыщенные люди! Да еще китайцы, я имею в виду китайскую кухню, разумеется.
— А весна?
— Весна — всюду весна, мсье; весною всюду хорошо. Стоит ли за тридевять земель ехать в Париж, чтобы посмотреть, как пробуждается природа и сходят с ума люди? Нет, мсье прав, приезжать в Париж надо осенью, только пораньше, когда еще не так надоедают дожди.
Гарсон был разговорчив, но предупредителен, как только Рене отвел взгляд, он тактично отошел от столика. Рене посмотрел ему вслед. Как быстро этот симпатичный гарсон разглядел в нем приезжего! Интересно, в чем тут дело? Легкий акцент? Чепуха! В Париже живут тысячи выходцев из Прованса, Оверни, Нормандии, говор которых отличается от столичного куда больше его собственного. Одежда? Она теперь стандартна во всей Европе. Не хватает парижской легкости, лоску, элегантности? Хм, разве другие посетители кафе так уж легки и элегантны? В этом угадывании определенно есть что-то мистическое. Впрочем, разве не мистично то, что человек способен угадать знакомого, особенно кого он очень любит или ненавидит, по силуэту, походке, звуку шагов и дыханию? Можно обойтись и без мистики. В том случае, если предположить, что этот интеллигентный гарсон попросту получил о нем заблаговременно некую сумму информации.
Рене неторопливо глотал устрицы и запивал их пивом. Когда он выжимал в очередную раковину лимонный сок, нежные края моллюска съеживались. Сочная масса еще живого тела, заполняя рот, ощутимо отдавала морем и чем-то еще: легким и трудноуловимым, знакомым и забытым, как желания розового детства. Светлое пиво было чудесным, во всяком случае, оно было для Рене привычным и нравилось куда больше, чем прославленное, но тяжеловатое датское пиво. А может быть, все дело было в том, что Париж нравился Рене больше, чем Копенгаген?
Рене несколько раз рассеянно, как его и наставлял дядя Майкл, оглядел кафе, ненадолго фиксируя взгляд на посетителях-одиночках. Но никто не попытался перехватить его взгляд, никто не проявил заинтересованности по отношению к его персоне. Судя по всему, человека, к которому он пришел на встречу, в кафе еще не было, а может быть, он был тут, но по каким-то неизвестным журналисту причинам пока не объявлялся.
— Еще пива, мсье?
Рене взглянул на гарсона, который стоял в спокойной, но предупредительной позе.
— Я слышал, вас называют мсье Пьером?
— Просто Пьером. — Гарсон слегка поклонился. — Лиц моей профессии называют по имени независимо от возраста, мсье.
— Откройте мне тайну, Пьер. Как вы догадались, что я приезжий?
Гарсон на секунду задумался, слегка склонив голову набок и приподняв брови, отчего его высокий лоб собрался мелкими морщинами.
— Множество мелочей и ничего конкретного. Легкий акцент, штрихи одежды и прически, манера двигаться и сидеть… Право, догадаться гораздо проще, чем объяснить, как это делается. — Словно извиняясь, Пьер подарил журналисту свою симпатичную грустноватую улыбку. — Например, редкий француз завтракает без сыра. Могу, кстати, порекомендовать отличный камамбер, деревенский.
— Что ж, принесите камамбера, а заодно и еще кружку светлого, неизвестно, сколько времени ему придется проторчать в этом кафе. Гарсон хотел отойти, но журналист взглядом удержал его. — Значит, вы решили, что я не только не парижанин, но и не француз?
— Нет, мсье. У вас не французская артикуляция, хотя в чертах лица и есть нечто галльское.
Хойл заулыбался.
— Верно! Моя мать была француженкой. Знаете, Пьер, с такими способностями вы могли бы подыскать себе более интересное и доходное занятие.
Гарсон в знак согласия склонил седеющую голову.
— Вы правы, мсье. Но мое нынешнее занятие — временное. Я собираюсь открыть собственное заведение и работаю здесь для практики, чтобы изучить будущее дело, так сказать, изнутри.
— О! Так вы богатый человек?
Интеллигентное лицо гарсона погрустнело.
— Увы! Мой капитал более чем скромен — это лишь сбережения, накопленные за тридцать лет безупречной службы. Недавно я получил очень интересное предложение: хороший район, недурное помещение, постоянная клиентура. Пьер заглянул журналисту в глаза и доверительно понизил голос: — Не хватило каких-то несчастных десяти тысяч франков.
— Обидно! — не сразу ответил Хойл, последняя фраза заставила его насторожиться.
— Обидно, мсье. Когда тебе подставляет ножку случай, всегда обидно. Простите, мсье, но я должен отлучиться.
Итак, корректный гарсон неожиданно и довольно грубовато намекнул, что нуждается в десяти тысячах франков. Как понять это? Выложив эту информацию, гарсон удалился и дал возможность Рене осмыслить и оценить ситуацию. Может быть, симпатичный Пьер и есть то самое лицо, ради которого Рене явился в это кафе? Почему же тогда гарсон действует инкогнито? Вовсе не исключено, что это происки, а то и прямая провокация каких-то третьих лиц, заинтересованных в деле Грейвса и компрометации Хойла. Надо быть настороже!