Иной путь. Невидимая революция в третьем мире
Шрифт:
Юрист из министерства экономики демократического правительства, находившегося у власти с 1980 по 1985 г., заявил, что законотворчество достигло такого размаха, «что уже нет времени думать». Это так и есть: к своему удивлению, исследователи Института обнаружили, что резолюции и декреты, подаваемые на подпись министру или президенту, не сопровождаются приложением с разъяснением технической стороны дела или изложением других мнений, а содержат лишь текст закона. И, как видно из табл. 1, после 1948 г. ежегодно утверждалось не менее 13 тыс. законов.
Наша правовая система не стремится к защите и разграничению прав и обязанностей, охраняющих собственность каждого и поощряющих его деятельность. Она охвачена навязчивым стремлением к прямому управлению
Все это вызывает разочарование, неопределенность, коррупцию и усиливает социальную напряженность. В перераспределительном государстве разочарование поселяется в душах людей уже в молодости, когда перуанец начинает понимать, что к богатству ведет не столько труд, сколько политическая ловкость и изворотливость. Взрослея, он обнаруживает, что богатеют не те, кто вкладывает труд и капитал в эффективные предприятия, а те, кто ухитряется получить какое-то политическое влияние. Самые умудренные жизнью сограждане — знакомые с обещаниями и левых, и правых правительств, — разочарованы, потому, что знают по собственному опыту: выдвинуться можно только опираясь на благосклонность государства.
Неопределенность есть постоянный спутник жизни в перераспределительном государстве. Перуанцы знают, что органы исполнительной власти, выпекающие около 110 указов и декретов каждый рабочий день, могут без всяких предварительных консультаций или дебатов в любой момент изменить правила. Наши законы нестабильны и непредсказуемы, ибо зависят от того, кто выиграл перераспределительную войну. Отток ресурсов в теневой сектор, утечка перуанских капиталов и умов за границу свидетельствуют об отрицании ими системы. Они желают работать, накапливать и вкладывать в странах с более предсказуемым правовом (т. е. с менее произвольным) перераспределением. Принимает ли это перераспределение форму открытой экспроприации, как при передаче частных земель под жилищное строительство, или скрытой экспроприации, как при замораживании банковских депозитов или объявлении дискриминационных валютных курсов, в любом случае люди не могут иметь достаточного представления о том, чего стоят их средства и обязательства. Они не способны в полной мере пользоваться результатами своего труда и не способны предвидеть, в какой момент перераспределительные законы выбросят их с рынка.
Завидное свойство перераспределительного государства быть щедрым за чужой счет является приглашением к коррупции. В борьбе за богатство и выгодное перераспределение не останавливаются перед выбором средств. По мере углубления коррупции, нарастает анархия. В стране, где закон можно купить, где левые и правые политические партии сходятся в том, что прерогативой государства является детальное регулирование и узаконивание всего и вся, где ложная этика перераспределительной справедливости вытесняет этику производительной справедливости, нет гарантированных прав собственности и нет законных стимулов к созданию богатства. Отличительными признаками получающейся в итоге системы становятся нестабильность и анархия.
Глава 7. Параллель с меркантилизмом
Выяснив, до какой степени наше общество находится под влиянием традиций перераспределения, мы поняли, как далеки от рыночной экономики. Поэтому следует спросить себя:
что же у нас за система? Определяется ли она факторами, специфичными для Перу или Латинской Америки? Может быть, она выражает особую культурную общность? Уникальна ли она?
В действительности перераспределительная традиция существует не только в Перу и Латинской Америке, она не есть исключительный признак нашей культуры и исторически не уникальна. Она характерна для системы социальной организации, которая сегодня свойственна Перу, Латинской Америке и значительной части стран третьего мира, а в прошлом существовала и в развитых странах — для меркантилизма.
Как хорошо известно, меркантилизм — это обозначение экономической политики, господствовавшей в Европе с XV по XIX в. Согласно определению «Словаря общественных наук» ЮНЕСКО, «меркантилизм есть… вера в то, что экономическое процветание государства может быть гарантировано лишь правительственным регулированием националистического типа». По мнению тех, кто подчеркивает роль частного сектора в меркантилизме, — это «система распределения монопольных прав через механизм государства…». [5] Европейские общества того времени были политизированы, бюрократизированы, бедны, в них главенствовали перераспределительные синдикаты. Параллель между перуанским обществом XX века и европейским меркантилизмом прежних веков достаточно наглядна.
5
Robert В. Ekelund, Jr. and Robert Tollison, Mercantilism as a Rent Seeking Society (College Station, Тех.: Texas A and M University Press, 1981), chapter 1
Будучи системой, в которой управление крайне регламентированным государством зависело от элитарных групп, которые, в свою очередь, кормились за счет государственных привилегий, меркантилизм резко отвергался как основоположником коммунизма Карлом Марксом, так и Адамом Смитом — основоположником экономического либерализма. С точки зрения Смита, меркантилизм являлся системой, в которой торговцы и промышленники требовали у государства (и получали) закрепления определенных правил регулирования и источников дохода.
Меркантилизм был политизированной системой хозяйства, в которой поведение предпринимателей подлежало детальной регламентации. Государство не позволяло потребителям решать, что должно производиться; оно оставляло за собой право выделять и развивать те виды экономической деятельности, которые считало желательными, и запрещать или подавлять кажущиеся ему неподходящими. По утверждению Чарльза Вильсона, «меркантилистская система включала все механизмы — законодательные, административные, регулирующие, — посредством которых преимущественно аграрные общества рассчитывали преобразовать себя в торговые и промышленные». [6] Для этого меркантилистское государство посредством регламентов, субсидий, налогов и лицензий предоставляло привилегии избранным производителям и потребителям.
6
Charles Wilson, Mercantilism (London: Routledge & Kegan Paul, 1963), p. 26
Меркантилистские правительства считали оправданным вмешательство в область частных интересов, поскольку в те времена казалось немыслимым, что нация может процветать благодаря самопроизвольным усилиям ее граждан. Современная Европа вынесла из Средневековья веру в то, что все люди рождены в грехе и что на власть имущих лежит долг направлять судьбы и дела своих подданных, чтобы спасти их от самих себя. С этой точки зрения процветание и порядок можно было вообразить лишь в форме подчинения деятельности отдельных людей и их объединений высшим интересам государства. Предоставленные самим себе коммерческая и промышленная деятельность неизбежно должны были привести к бедности, голоду, болезням и смерти.