Инстинкт охотника
Шрифт:
Профессор поехал обратно в тюрьму, ломая голову над тем, как "починить" Джозефа Майлза. Прозак, похоже, больше не действовал. Он поставил на карту всю свою репутацию в надежде, что сможет излечить его от навязчивых мыслей об убийстве. До сих пор он почти ничего не делал, кроме того, что несколько ослаблял людоедские наклонности убийцы. Если дело было не в серотонине, то ему нужно было найти новый подход к проблеме. Он читал недавние исследования, в которых психологи лечили маниакально-депрессивных людей и людей с обсессивно-компульсивными расстройствами Кетамином в тех случаях, когда серотонинергические препараты, такие как Прозак, терпели неудачу. Имеются значительные доказательства того, что глутаматергическая дисрегуляция может способствовать развитию и прогрессированию этих типов расстройств. В то время как с момента введения Прозака в семидесятых
Если Кетамин действует на домохозяек, которые не могут бросить курить и ходить по магазинам, то нет никаких оснований думать, что он не подействует на человека, который не может перестать убивать. Несмотря на разницу в моральных крайностях, основная патология остается той же самой. Каннибалистическое пристрастие Джозефа Майлза можно было рассматривать как нечто большее, чем расстройство пищевого поведения, не отличающееся от человека, который злоупотребляет пончиками. Профессор улыбнулся. Ему понравилась эта аналогия. Это был как раз подходящий тон клинической отчужденности. Он представил себе, как эта цитата будет использована в рецензируемом журнале. Это было бы шокирующе и противоречиво. Одни аплодировали ему, другие осуждали за его непоколебимую научную объективность. Возможно, именно эта аналогия и сделала его знаменитым.
Как бы это ни было шокирующе, профессор считал, что характеристика убийственной патологии Джозефа как расстройства пищевого поведения была, пожалуй, наиболее точной. МРТ-тесты, которые он проводил на Джозефе, подтвердили те же самые повышенные концентрации глутамата и родственных соединений, продемонстрированные в хвостатом ядре и орбитофронтальной коре пациентов с ОКР по сравнению с нормальным контролем. Профессор знал о впечатляющих результатах, полученных в исследованиях расстройств пищевого поведения при лечении низкими внутривенными дозами Кетамина. Расстройство пищевого поведения – это болезнь навязчивого поведения, расстройство, характеризующееся частым вспоминанием о дисморфических мыслей тела. Что бы ни заставляло Джозефа поедать других людей, оно, скорее всего, было порождено жестокими воспоминаниями из его прошлого, скорее всего, нападением на него Деймона Трента. Данные свидетельствуют о том, что память – это неокортикальная нейронная сеть. Возбуждение этой сети вовлекает гиппокамп, где новые воспоминания хранятся до того, как они будут переданы в лобную долю мозга, причем воспоминание происходит путем повторного возбуждения этой же самой сети. Все указывало на то, что возбуждение гиппокампа глутамат-NMDA-рецепторами может быть заблокировано Кетамином.
Профессор прокручивал в голове цифры, пока вел машину к обочине и вытаскивал блокнот, чтобы вычислить точную дозу, которая ему понадобится. В ходе исследований расстройств пищевого поведения он вспомнил, что они использовали инфузии 20 мг в час Кетамина в течение 10 часов и от 20 мг два раза в день Налмефена (Ревекс) в качестве антагонистов опиоидов, чтобы предотвратить потерю сознания пациентом. Он должен был посмотреть исследования, чтобы подтвердить дозировку, но если это было правильно, тогда он начал бы с Джозефа Майлза.
Впервые за несколько недель профессор Локк почувствовал надежду, что сможет вылечить своего бывшего ученика. Но что тогда? Джозеф останется за решеткой из-за болезни, которая была вне его контроля. Это было жестоко и бесчеловечно. Если его преступления были результатом болезни, и можно было бы доказать, что он вылечился, тогда было бы неправильно держать его в тюрьме.
Но что, если это не сработает? Что, если принуждение Джозефа было слишком сильным? Что, если он больше не хочет лечиться? Профессор вспомнил разговор, который он имел со своим теперь уже печально известным студентом во время урока:
– Возможно ли, что это эволюционная мутация?
Профессор сделал паузу вместе со всем классом. Даже тогда, до того, как было обнаружено первое убийство Джозефа, каждый мог сказать, что с этим большим студентом-психологом было что-то не так.
– Что? – Спросил он. В то время профессор думал, что Джозеф просто пытается вывести его из себя. Мысль о том, что великан-второкурсник говорил о себе, была
– Эволюционная мутация, часть естественного отбора. Человек –единственное существо на Земле, не имеющее естественного хищника, за исключением других людей. Возможно, по мере того, как наше население растет, мать-природа почувствовала необходимость выбрать определенных особей для контроля над популяцией. Возможно, наделяя их инстинктами, которых нет у других людей, что генетически предрасполагает их к массовым убийствам – к отбраковке стада, так сказать... возможно, природа просто ищет лекарство от чумы. Разве убийцы не являются естественным антивирусом?
Тогда, как и сейчас, эта мысль пробудила в профессоре все страхи относительно эффективности его профессии. Если существуют психические расстройства, которые никогда не могут быть излечены, то какой цели служит психиатрия? Если это было правдой, то его избранная профессия сводилась к продаже змеиного масла. Он был не лучше телепроповедников, которые каждое воскресенье заполняли эфир, продавая ложную надежду и ложь. И если состояние Джозефа было неизлечимо, то надежды профессора на Нобелевскую премию в области лечения знаменитых сексуальных убийц были разбиты вдребезги, и не было другого безопасного выхода, кроме как запереть Джозефа Майлза навсегда.
Профессор Локк напряженно размышлял, выруливая на автостраду и вливаясь в поток машин, направляющихся обратно к тюрьме со скоростью семьдесят пять миль в час. Если Джозеф был прав, и серийные убийцы были эволюционной мутацией, все еще должен был быть способ направить эти насильственные импульсы во что-то менее разрушительное для общества. Он снова подумал об Алексе Мартине и снова задался вопросом, может ли жестокий мир борьбы в клетке быть способом продуктивно направить эти импульсы. Он вспомнил запись, на которой Джозеф Майлз отрабатывал свои "убийственные приемы", и попытался представить себе такое бессмысленное насилие в организованном спорте. Он вздрогнул и отбросил эту мысль. Даже если бы это было катарсисом и действительно помогло обуздать тягу к насилию, американский народ ни за что не пошел бы на осужденных серийных убийц, сражающихся в клетке. Моральное большинство будет возмущено. Профессор улыбнулся. Но рейтинги будут зашкаливать. Например, как реалити-шоу. До него доходили слухи, что заключенных заставляют драться друг с другом. Джозеф даже был вовлечен в почти смертельную ссору, в результате которой другой заключенный был тяжело ранен, что подозрительно напоминало один из так называемых "петушиных боев". Прежде чем тратить время на обдумывание возможных вариантов в случае неудачи, ему нужно было провести эксперимент с Кетамином... и помолиться.
14
Посреди ночи за Джо пришли шесть полицейских. Троих он узнал, а остальных никогда раньше не видел. В воздухе чувствовалось нервное возбуждение. Страх. Тревога. Джо чувствовал его запах, исходящий от всех шестерых, как дешевые духи.
– Пойдем, Майлз. Нам нужно обыскать твою камеру. Посидишь в раздевалке, пока будем обыскивать ее.
Джо не протестовал, не заявлял о своей невиновности в контрабанде, которую, по их мнению, он пронес внутрь и спрятал. Была большая вероятность, что все это было просто уловкой. Чтобы перевезти одного заключенного, не требовалось шести офицеров.
Они привели его в большую бетонную комнату со стойкой для подбородка, которую называли прогулочным двориком. Ночью все выглядело иначе. Территория казалась меньше, чем днем. Теперь она выглядела еще более крошечной, потому что была уже занята. В центре комнаты стоял крупный латиноамериканец, покрытый татуировками от кончиков пальцев до лба, и свирепо смотрел на них, пока Джо заводили внутрь. Мужчина был мускулистым и имел шрамы на лице, шее, груди и руках от драк, ножевых и пулевых ранений и операций. Раны перемежались татуировками с изображением пистолетов, автомобилей, надгробий, распятий, большегрудых женщин на высоких каблуках, в чулках и мини-юбках или микро-шортах рядом с портретом Девы Марии со сложенными в молитве руками, рассказывающими историю жизни этого человека. Это была история большинства заключенных здесь. Секс, наркотики, преступления и мечта об искуплении в какой-то иллюзорной загробной жизни, где жизнь, полная злодеяний, будет искуплена. Он, как и большинство по-настоящему закоренелых латиноамериканских гангстеров в супермаксе, уже отказался от этой жизни и теперь возлагал все свои надежды на небеса и стремился попасть туда и погреться в свете Иисуса и Марии.