Институт экстремальных проблем
Шрифт:
В музее замка Сергей ничего снимать не стал, решив не терзать многострадальный аккумулятор, и поэтому внимательно слушал рассказ экскурсовода и одновременно наблюдал за Алешкой, которого, как всегда в подобных случаях, было не оттащить от экспозиции о природе Карельского перешейка. Когда Лешка разглядывал образцы полезных ископаемых, Ирина вполголоса вставляла профессиональные комментарии. Пожилая женщина, проводившая экскурсию, услышала немало любопытного и сама стала задавать пытливые вопросы после окончания осмотра.
«Пособием для начинающего контрабандиста» назвал Томский выставку «Пограничный Выборг», которой неожиданно заинтересовался его сын. Выборг всегда был приграничным городом, и в залах, знакомивших посетителей с историей Выборгской таможни, глаза разбегались от образцов
Потом были пляж, купание в холодной балтийской воде, загар, мгновенно легший на кожу, обдуваемую резким ветром с залива, а затем – обещанный камин на даче Кочергиных, куда Ирина, Сергей и Лешка добрались лишь к вечеру, дождавшись на станции Ингу и ее дядю Алексея Петровича, который, как правильно сказала накануне Ирина, имел классическую внешность доброго волшебника из детской сказки или чудаковатого профессора из старой комедии: высокий, худой, с венчиком легких седых волос, такой же седой бородкой клинышком; круглые старомодные очки, постоянно съезжавшие на кончик длинного носа, не скрывали морщин, лучиками расходившихся от уголков зеленовато-карих чуть рассеянных глаз. Сергей и, особенно Лешка, мгновенно попали под его обаяние, и долгая дорога – три с лишним километра – от электрички до дачи совсем не показалась утомительной, несмотря на объемистые тяжелые сумки, отобранные Томскими у Инги и Алексея Петровича.
Инга Кочергина была точной копией своей мамы Анны Генриховны, высокой дородной латышки, говорившей на изысканнейшем русском языке с легким специфическим акцентом. Она была настолько рада приезду долгожданных гостей, что слегка прослезилась при встрече. Томский-младший, из собственного опыта зная, что может последовать, зажмурился в ожидании объятий, но, к великому Алешкиному облегчению, хозяйка не стала тискать его, как ребенка, ограничившись одним крепким поцелуем и одобрительным замечанием насчет сходства с отцом.
Старый деревянный дом, потемневший от времени, стоял в окружении корабельных сосен. В их кронах шумел ветер, порывами долетавший с залива и срывавший с веток шишки, падавшие на траву и металлическую крышу. Лешка собирал их для огромного полутораведерного самовара, величественно громоздившегося на массивном дубовом столе, который Сергей с Алексеем Петровичем вытащили из дома на террасу. Дача Устюговых, восхищавшая Алешку своими размерами, теперь казалась ему весьма скромной в сравнении с основательностью загородного дома, именно дома, а не дачи, принадлежавшего еще прапрадеду Инги, профессору Санкт-Петербургского университета. Стены из толстых, местами замшелых бревен, большие комнаты, обставленные старинной мебелью, и огромный камин, в который Лешка мог бы залезть целиком, настолько покорили его, что он не замечал следов неумолимого времени, пометивших дом и обстановку. Да и стоило ли обращать внимание скрипучую шаткую лестницу, если она вела в подвал, похожий на сокровищницу Али-бабы, на недостающие детали каминной решетки, если за ней полыхал жаркий огонь, на помятые бока медного самовара, если чай из него был потрясающе вкусным, или на слегка погнутые чайные ложечки, если Алексей Петрович, используя одну из них в качестве указки, увлеченно рассказывал о звездах, но больше – об их родной планете.
— Земля кажется нам огромной, хотя по меркам даже нашей Галактики, далеко не самой крупной из известных нам, она не более чем пылинка. Эта планета сначала сформировала над огненным ядром твердую оболочку, оделась атмосферой, потом наполнила водой океаны, создала горы, увенчав их ледяными шапками, за миллиарды лет породила несметное количество живых существ, вывела их из океанов на сушу и в конце концов сотворила человека, который все время своего существования пытается разгадать поразительные тайны родного мира. Я знаю, — улыбнулся Алексей Петрович, — многие посмеиваются надо мной, считая, что в наше время лишь такой, мягко говоря, чудак, может заниматься
— А обладатель этой драгоценности изгадил всю поверхность своей матери-земли, — не удержалась от язвительных слов Ирина, — и, похоже, что ее терпение подошло к концу – столько природных катаклизмов происходит в последнее время: наводнения и засухи, небывалая жара и морозы, уменьшение озонового слоя, извержения давно уснувших вулканов и землетрясения… Что дальше? Человек будет уничтожен стихией или вымрет сам под грузом накапливающихся генетических изменений, дав природе второй шанс создать разумное существо? Снова будет сапиенс, но уже не гомо.
— А можно ли быть стопроцентно убежденным в том, что современный человек – это первая попытка создать носителя разума? — В разговор вмешалась Инга, занимавшаяся изучением эволюции человека. — Ему ведь всего несколько десятков тысяч лет. Никто точно не знает, что произошло, например, с неандертальцами, почему они исчезли, несмотря на то, что были достаточно разумны, чтобы успешно противостоять суровому климату ледниковой эпохи, не просто вести борьбу за существование, но и создать зачатки искусства и религии, заботиться о слабых членах своего племени.
— И не отравлять все вокруг себя… — вздохнула Ирина. — Лучшее доказательство их разумности! Но… Их нет, и я подозреваю, что поспособствовал этому вышеупомянутый гомо сапиенс, а никакие природные напасти, вроде резкого изменения климата, тут ни при чем.
— Климат… — Алексей Петрович задумался. — Нет, одних изменений климата для этого недостаточно, потому что, во-первых, они не одномоментны, а, во-вторых, живые существа очень пластичны и приспосабливаются к новым условиям. Для этого нужно нечто принципиально иное, но что именно – сказать сложно. Мы не знаем, какие явления могли происходить ранее, в эпохи, удаленные от нас на десятки тысяч лет. Что же говорить о миллионах! Изучены далеко не все следы изменений нашей планеты. Лишь в двадцатом веке выяснилось, что ось вращения Земли и ее континенты перемещаются, что магнитные полюса Земли периодически меняют свою полярность, при этом геомагнитное поле на какое-то время совершенно исчезает, в результате чего биосфера попадает под прямую бомбардировку космическими лучами, особенно под прямое облучение частицами с высокой энергией, излучаемыми Солнцем. А если мы не представляем себе, что происходило в прошлом, недостаточно знаем о настоящем Земли, то будущее тем более сложно предсказать, потому что человечество может столкнуться с чем-то, что ни разу не происходило на нашей планете за четыре с лишним миллиарда лет ее существования, совершенно новым и неиспытанным…
— А что это может быть? — спросил Лешка. — Что произойдет такое, чего никогда раньше не происходило? Может ли вообще произойти то, чего никогда раньше не было?
— Такова история природы, один из ее главных законов… — профессор внимательно посмотрел на подростка, глаза которого горели от любопытства. — Вся история мироздания – это не простое повторение. Простите старика, который привык строить свои доводы на материалистической основе, но никуда не денешься от перехода количественных изменений в качественные. Количественные накапливаются, превышая своеобразную критическую массу, — и появляется нечто совершенно новое! Посмотрим на историю возникновения жизни на Земле. Внутри Солнечной системы рождаются десять планет. Внешние планеты-гиганты мы отбрасываем, Меркурий тоже – его орбита расположена слишком близко к Солнцу, остаются три: Марс, Земля и Венера. Величина их различается не сильно, механизм возникновения, состав коры и первоначальной атмосферы тоже, по-видимому, одинаковы, и вот на одной из них возникла жизнь – явление, которое ни одна из планет в своем прошлом не испытывала. Каким же образом? Можно предположить, что сначала из неорганических соединений образовались простые органические молекулы, они усложнялись, и в какой-то момент у них появилась способность воспроизводить самих себя, что является основным признаком жизни.