Интерьер для птицы счастья
Шрифт:
Выйдя из Сашиной квартиры, Владимир Викторович первым делом поехал на Невский проспект в самый дорогой ювелирный магазин. Зачем? «У Саши Арбениной должен быть браслет», – решил он. Неспроста у нее такая фамилия. Браслет, который он купит ей, будет особым знаком. Она поймет. Она сразу все про него поймет. Если еще не поняла.
Халаимов хотел выбрать браслет, который не расстегивается, но вскоре понял, что такой потерять еще легче. Он совершенно загонял молоденькую хорошенькую продавщицу, но все-таки нашел именно то, о чем мечталось где-то в подсознании. Он выбрал серебро с фианитами не потому, что пожалел
Дома, где Халаимов собирался получше рассмотреть браслет и помечтать о Саше, неожиданно вдруг оказалась Инга, причем, как назло, в самом игривом настроении. Она была слегка прикрыта коротеньким халатиком с драконами и без пуговиц, некрепко перепоясанным золотым шнуром с кистями. Она говорила по телефону, полулежа в кресле. При виде мужа Инга тепло улыбнулась, приветственно махнула рукой, а пояс халатика сам собой начал развязываться. Когда Халаимов ненароком бросил взгляд на жену, пояс уже валялся на полу, драконов видно не было, потому что вместо них, спрятавших свои огнедышащие морды в складках ткани, торчали маленькие груди над плоским крепким животом, натренированным всяческими новомодными оздоровительными упражнениями.
– Ну, пока, милая! Целую! Володечка пришел, – пропела Инга в трубку своим особым сексуальным голосом, положила ее на аппарат и поднялась с кресла навстречу ему уже без халата.
– Может, я хотя бы приму душ? – без особой надежды спросил Халаимов.
Когда Инге хотелось плотских удовольствий, преград на ее пути не существовало. Так оно было и на этот раз.
– Мы можем принять его вместе, – предложила она, расстегивая на муже рубашку.
Душ с Ингой после близости с Сашей показался Халаимову извращением.
– Ладно, давай без душа, – вяло согласился он и поймал себя на том, что едва удержался от того, чтобы не сморщиться.
Когда все было кончено, Инга сказала:
– От тебя пахнет чужой женщиной.
– А от тебя – чужим мужчиной, – попытался отделаться от нее Владимир.
– Врешь. Я сегодня взяла выходной, никуда не ездила, перед твоим приходом специально приняла ванну и намазалась специальным кремом. Поэтому я пахну не мужчиной, а душистым, возбуждающим чувственность кремом. Специально для тебя…
– А что так вдруг? – все же не смог не сморщиться Халаимов. – Мне кажется, что ты уже давно прекрасно обходишься и без моей чувственности. Зачем понадобился крем?
– Затем! Надоело мне все, Володя! Это телевидение… это такая клоака… ты не представляешь…
– Это я-то не представляю? – усмехнулся бывший кавээнщик Халаимов, вся молодость которого прошла под прицелом телекамер.
– Хочешь, я все брошу? Начнем новую жизнь… Маняшку домой заберем… – с жаром проговорила Инга, целуя мужа в мускулистое плечо.
– Так она сюда и поедет, держи карман шире! Вспомни, в прошлом году она даже не согласилась приехать к нам на Новый год! У нее там своя жизнь.
– Ну и ладно, пусть живет своей. А у нас будет
– Возможно. Только… – Халаимов замолчал, будто бы занятый одеванием.
– Что? – испугалась Инга. – Что «только»? Договаривай, Володечка! Я… я опоздала?
Владимир Викторович посмотрел на жену, по-прежнему имеющую тело подростка и крупную голову, будто приставленную к нему от другой женщины. Сейчас, без макияжа, лицо Инги более чем когда-нибудь походило на лошадиное – крупными зубами, удлиненным носом и пухлыми влажными губами.
Халаимов пожал плечами, неловко тряхнул брюками, и на голые колени Инги выпал синий бархатный футляр, из которого серебристой змейкой выскользнул браслет.
Инга вздрогнула. Она сердцем поняла, что это подарок не ей, и двумя пальцами передала мужу сначала браслет, а потом узкую синюю коробочку. Халаимов не знал, что ему лучше сделать: спрятать футляр обратно в карман или подарить браслет жене, раз уж так вышло. Поколебавшись, он спросил жену:
– Нравится?
Она подняла к мужу такое несчастное лицо, что ему сделалось не по себе.
– Знаешь, Володечка, – совершенно новым, потухшим голосом сказала Инга, – мне кажется, что я сейчас отдала бы жизнь за то, чтобы эта вещица предназначалась мне. Но она ведь не мне…
Халаимов и хотел бы ее разуверить, но не смог.
Марьяна Валерьевна Терехова купила себе уже три накладки, и прическа ее выглядела гораздо лучше прежнего. Ее ухищрений, похоже, никто особенно не заметил, потому что преображения других женщин налоговой инспекции были куда кардинальнее. Мать троих детей Тамара Ивановна Михайлова наконец остригла свою львиную гриву и даже сделала маникюр на толстых пальцах. Эльмира меняла один шикарный костюм за другим, и каждый был еще более вызывающим и сексапильным, чем предыдущий. Когда она явилась в отдел в коротком джемперке, который недвусмысленно обнажал смуглый живот при каждом поднятии рук, Марьяна посчитала, что в качестве руководителя имеет полное право сделать ей замечание.
– Ты не на молодежной дискотеке, Эльмира! – строго сказала она подчиненной, когда ее взгляд в очередной раз уперся в красиво обнажившийся живот.
– Моя одежда абсолютно не мешает трудовому процессу, – весело отозвалась Эльмира.
– Но у нас же в инспекции полно налогоплательщиков!
– Это на втором этаже, где ИНН получают, их полно, а у нас так себе… среднее количество. И потом, мне кажется, что любому налогоплательщику приятно посмотреть на красиво одетую женщину.
– Но у нас же не казино и не стриптиз-бар! – продолжала возмущаться Марьяна. – У нас даже… форма специальная есть!
– Вот вы ее и наденьте! – посоветовала начальнице Эльмира.
Сотрудникам налоговой инспекции, как солдатам, действительно выдавали полное обмундирование: верхнюю одежду, обувь на все сезоны и костюмы, состоящие из синей юбки в складку и белого пиджака. Практически никто из женщин обмундирование не носил, но все всегда его получали, чтобы продать или подарить каким-нибудь малоимущим родственникам и знакомым. Лишь Тамара Ивановна летом иногда носила белый пиджак. Все остальное было такого отжившего фасона, что даже она обмундированием не соблазнялась.