Интервью для столичной газеты
Шрифт:
— Доброе утро, Максуд, я разбудила вас? — спросила Каринэ.
— Нет, я просто не сообразил, что мне могут звонить, как видите, я еще не освоился в новой жизни.
— Спускайтесь вниз через полчаса, я подъеду за вами.
…Напротив гостиницы, чуть в стороне от парадного входа, у огромного платана стояли светлые «жигули», из окна ему приветливо помахали рукой. Максуд быстро пересек безлюдную в этот утренний час площадь перед гостиницей.
— Прошу! — Каринэ легким движением распахнула переднюю дверцу, приглашая сесть рядом.
— А где же Наталья? — удивился Гимаев.
— А вы, оказывается, еще и донжуан! — Каринэ погрозила ему пальцем
— О вашем совместном,— вспомнил Максуд.
— Спасибо. Приятно, что не забыли, а то я из скромности не посмела бы напомнить о себе. Так что, Наталья хлопочет на кухне, не хочет ударить в грязь лицом, а я, как обещала, буду развлекать, знакомить вас с нашим городом. Не возражаете против такой прогулки? Вот и хорошо. Начнем со старого города, уверена — нигде, кроме Ташкента, нельзя рано утром так вкусно позавтракать. Я не хвастаю, Максуд, вот увидите.— И вдруг после паузы грустно добавила:— Я бы так хотела, чтобы вы полюбили мой Ташкент!
Они оставили машину в глухом тупичке и спустились к знаменитому базару Эски-джува пешком.
Восточные базары, многолюдные поутру, по прохладе, отличаются от европейских рынков тем, что здесь не только можно купить все, что душе угодно, но и хорошо поесть, посидеть, перевести дух, оценить купленное — в многочисленных чайханах, прилегающих к базарам, за пиалой кок-чая.
Каринэ хорошо ориентировалась в огромном и, казалось, хаотичном мире базара. Тут было легко потеряться, и Каринэ, взяв ошалевшего от толчеи и многолюдья Максуда за руку, повела его за собой. Начали с лепешечного ряда. От запаха свежеиспеченного хлеба у Гимаева слегка закружилась голова, а от обилия — какими лепешками здесь только ни торговали!— разбежались глаза. Но Каринэ быстро выбрала две горячие, прямо-таки обжигающие руки лепешки, и они двинулись дальше, к зеленщикам. Тут Каринэ тоже не стала задерживаться, взяла из влажно блестевшей и благоухающей горки пучок молодого лука, чеснока и два пучка какой-то не известной Максуду травы.
— Это кутэн, наша армянская травка,— пояснила Каринэ.
Потом они одолели прохладные коридоры крытых рядов, где размещались лавки кустарей: здесь паяли, лудили, постукивали молоточки чеканщиков, работали ювелиры по серебру. Гимаев хотел задержаться здесь, но Каринэ была настойчива: только после завтрака.
Густой запах специй, жареного мяса, шинкованного лука, дымящихся мангалов и кипящих самоваров долетал в мастерские к медникам и чеканщикам. Каринэ, взяв Максуда за руку, повела его дальше.
Так же неожиданно для Гимаева, как и все на этом базаре, шашлычные возникли сразу, как только они свернули в первый же тупик за мастерскими. Угощали тут не только шашлыками, но и многими другими, не известными Максуду, блюдами. Каринэ, заметив его любопытство, коротко называла их, не объясняя подробнее — наверное, чтобы не дразнить его аппетит: самса, нарын, манты, хасып, казы,— и вела дальше.
— Мой отец говорит, что он — лучший шашлычник Ташкента, и когда ему надоест строительство — кстати, он ваш коллега,— то он непременно подастся в общепит, в шашлычники. Поэтому доверьтесь мне: я тоже кое-что смыслю в этом деле. А вот это нам, кажется, подойдет,— она склонилась не над мангалом с готовыми шашлыками, а над заготовленными шампурами,— прекрасная, свежая
Каринэ перекинулась с шашлычником парой непонятных для Гимаева слов и на минуту исчезла за резной дверью в высоком глухом дувале; вернулась она с блюдом, где лежала перебранная свежевымытая зелень. Шашлычник протянул им прямо с огня шипящие шампуры. Каринэ почти не ела, она ломала лепешки, пододвигала ближе к Гимаеву зелень, специи; потом по ее просьбе шашлычник принес несколько шампуров с рублеными бараньими ребрышками. Гимаев ел бы еще и еще, но Каринэ сказала — хватит, и они, обменявшись с гостеприимным шашлычником любезностями, распрощались.
— Шашлык и плов любят чай, это не только традиция, но и необходимость, так что традицию мы нарушать не будем, да, Максуд? Там, где мы оставили машину, есть одна чайхана, мы с отцом бываем в ней всегда, когда делаем на этом базаре покупки, туда я вас и приглашаю. Но прежде нужно взять что-нибудь к чаю.
Во фруктовых рядах они купили тяжелую темно-синюю кисть винограда, несколько персиков и по-девичьи нежно-румяных яблок. В чайхане, как и в ремесленных рядах, Максуду хотелось задержаться подольше, уж больно вкусным показался ему чай из медного трехведерного самовара, но Каринэ, глянув на часы, заторопилась.
Они долго кружили по огромному городу, и Каринэ, хорошо знавшая его, рассказывала интересно и пристрастно — чувствовалось, что она влюблена в Ташкент. У некоторых особо любопытных зданий она задерживалась и говорила о них с таким знанием дела, что Гимаев шутя спросил — уж не она ли проектировала эти прекрасные сооружения.
— Нет,— ответила Каринэ серьезно.— Эти здания построил мой отец.
По тону ее Гимаев понял, что она любит отца и гордится им.
Неделя пролетела как один счастливый день. Каждое утро он встречался, с девушками, ездил с ними купаться, ходил по городу, по музеям, даже слушал впервые в жизни орган в концертном зале «Бахор». Девушки ни о чем его не расспрашивали, но их бережное, неназойливое внимание он ощущал ежечасно и был в душе признателен им. Как бы началась его новая жизнь, если бы он не встретил Наталью и Каринэ, неизвестно.
Однако как бы он ни был доволен и счастлив, он не мог не думать о деле. Гимаев был человек, которому только работа давала полноту ощущения жизни. Он и в колонии не сломался и не ожесточился потому только, что и там занимался любимым делом. В заключении он, наверное, даже больше, чем на воле, оказался опорой для многих: люди, не верившие уже ни во что или разуверившиеся во многом, Инженеру почему-то верили. Он внушал доверие. Честностью…
Возвращались они с поздних гуляний всегда пешком; так уж сложилось, что провожали вначале Наташу, а потом Максуд еще гулял с Каринэ вдоль Анхора. Медленно остывающая к ночи вода дарила желанную в летнюю пору прохладу.
— Каринэ, мне нужно уезжать,— сказал он однажды.
— Куда? — растерянно спросила она.
— Не знаю, но уже пора.
— Максуд, хочешь, я попрошу отца. Он поможет тебе, он управляющий самого крупного треста в Ташкенте.
— Спасибо… Я и так не знаю, как тебя благодарить. Каждый день боюсь: вдруг проснусь — и не будет ни тебя, ни Натальи, ни этих светлых дней. Спасибо тебе за все. А насчет моих дел — я должен начать сам, понимаешь — сам…
Спать ему не хотелось, и он решил спуститься вниз — погулять по ночным улицам Ташкента, как вдруг раздался телефонный звонок. Звонила Каринэ.