Интервью
Шрифт:
– Чем же она вас привлекла, помимо внешности?
– Не знаю. Разве это можно объяснить?
– Может быть, она была, ну, что ли, культурнее вас, образованнее?
– Возможно.
– Вы проверили себя раньше, чем отправиться в загс?
– В смысле было ли у нас чего до брака?
– Нет, я имею в виду совсем другое. Вы все взвесили, прежде чем пойти на такой серьезный шаг?
– Черт его знает! Вот говорят, семь раз отмерь... Но ведь портновский метр в таких делах ничего не решает. В общем, я ни о чем не жалею. Все произошло очень быстро...
– Вы говорите так, как будто самого себя хотите в чем-то убедить...
– Ошибаетесь, я говорю правду.
– Как же протекала ваша супружеская жизнь?
– Мы поженились. Около года были вместе. Все шло нормально. Потом меня забрали в армию. Раньше я не думал об этом, но когда женился, перспектива уехать на два года меня уже не прельщала. Но что поделаешь? Зимой Катя приехала ко мне. Знакомый старшина дал ключи от своего дома, и мы жили в нем три дня. Тогда-то и поссорились впервые, даже не поссорились, а просто Катя сказала, что не может и не хочет больше ждать и что она уезжает. Мне оставалось служить еще долго...
– Что же было потом?
– Что потом? Потом через восемь месяцев родилась недоношенная Нюшка.
– Вы хотели сына? Расстроились, наверное?
– Нет, я хотел девочку.
– Почему, если не секрет?
– Они беззащитные и нуждаются в тебе.
– А ваша жена, как она реагировала?
– Положительно. Но ее немного угнетали пеленки и вся эта возня. Понимаете, она всегда мечтала о какой-то другой, замечательной жизни, покупала иностранные журналы, польский "Экран", и все такое. Может, тайно ей хотелось сниматься в кино. А я доказывал, что самое главное происходит в нас самих и никакой другой жизни нет...
– Боюсь, что вы делали это в резкой форме.
– Светским манерам не обучен.
– Нашли чем хвастать! Все почему-то думают, что вежливость, как правило, маскирует пороки, а хамство - лучший наряд для добродетели.
– Это цитата?
– Это мое наблюдение, выраженное в афористической форме.
– Значит, я хам?
– Не знаю. Но максималист, уж это точно.
– Что такое максималист? Зануда?
– Вы требуете от людей, чтобы они были такими же, как вы. А ведь существуют мягкие, чуткие души, ваши безапелляционные суждения ранят их.
– Я называю черное черным.
– В каждом цвете все оттенки спектра. И тот, кто этого не видит, слеп. Впрочем, мы перешли в область метафор.
– Сами заговорите о чем-нибудь, а потом жалуетесь, что отвлеклись...
– Роды прошли благополучно?
– Перед этим Катя страшно заболела, и тут я понял, как она мне дорога. Я думал, пусть лучше умру, чем перестану когда-нибудь о ней заботиться.
– Но все кончилось благополучно?
– Более или менее. Сначала я очень боялся, а потом стало ясно, что все кончится хорошо.
– Откуда эта уверенность?
– Произошло нечто сверхъестественное. До сих пор не могу разобраться. Когда я пришел в больницу, все медсестры казались мне красивыми, здоровыми и злыми. Они разговаривали таким тоном, как будто пьяный привязался к ним на танцплощадке. Я их ненавидел и думал, что Катя умрет, такие они были рядом с ней здоровые и бессердечные. Я приходил туда несколько раз, и все меня избегали. Одну сестричку я буквально заставил поговорить со мной о Кате. И вдруг я заметил, что она некрасивая и смахивает на серьезного, умного пацана. А на халате у нее чернильное пятно. Вот тут я почувствовал, что Катя обязательно выздоровеет. Не знаю, чем это объяснить...
– Любопытно, но мы катастрофически отвлеклись. Я ведь, по сути дела, еще не приступил.
– Хорошо, давайте в темпе.
– Итак, родилась дочка...
– И опять начались ссоры.
– Что же служило причиной?
– Не знаю, может, вы и правы насчет фиалок к. прочего... Я усталый приходил домой, иногда грубил. Как-то раз являюсь после собрания, есть охота, а Катя мне и говорит: "Тебе не кажется, что все дни недели различаются между собой по цвету? Понедельник - синий, вторник оранжевый..." Я дверью хлопнул и пошел хоккей смотреть. Кроме того, мы жили в тесноте... Не знаю...
– Вам неприятно говорить на эту тему?
– Приятного мало. Но это все чепуха, пройдет и забудется. На перстне какого-то там царя Соломона было вырезано: "Все проходит".
– Ничего не проходит. Это мы сами проходим. И ничего не забывается...
– Во всяком случае, еще не конец, с женой еще не конец. Просто я не умею ладить именно с близкими. Отец заявляет: "Ты как прокурор. У меня, говорит, при тебе такое чувство, как будто я колбасу в гастрономе украл". Ничего у меня не выходит. Я их мучаю... и вообще непонятно. Полюбил человека, женился, и вот уже твоя личная ясная жизнь, оказывается, принадлежит кому-то еще, а неясная жизнь другого человека отчасти становится твоей... Слушайте, вы тут ничего не трогали, тумблер не трогали?
– Боже упаси!
– Сейчас. Минутку... И происходят самые невероятные вещи. Уже нельзя этого человека обидеть, не обидев заодно и себя, и даже подарок нельзя ему сделать, чтобы так: всучил и, как говорится, с плеч долой. Э, нет, преподнесешь какой-нибудь пустяк и сам себя каким-то странным образом порадуешь. В общем, заботиться о близких это все равно, что о себе и если даже орешь на них, то это все равно, что на себя орешь. Я их люблю, но я на них смотрю, как на себя. А они нормальные люди, хотят жить по-человечески. Я с посторонними лажу кое-как, а с близкими ничего не получается. Нет во мне чего-то такого...
– Чем же все это кончится?
– Трудно сказать.
– Безвыходным мы называем такое положение, единственный и правильный выход из которого нас почему-то не устраивает...
– Единственный и правильный выход? Имеется в виду развод?
– В таких делах советовать... Должна быть ясность. Практически вы уже в разводе.
– С ней трудно и без нее трудно...
– Что это такое?
– Тетрадь, как видите.
– В ней технические данные?
– Там у меня стихи.