Интервью
Шрифт:
– Второй брак был удачным?
– В общем и целом, как говорится.
– Мне кажется, если мужчина средних лет женится на молоденькой, то в старости его ожидают, мягко выражаясь, разочарования.
– Кто сказал, что на молоденькой? Они с Натальей познакомились в войну под Волховом.
– Фронтовая подруга?
– Это любопытная история. Может быть, вы ее даже используете. Дело было так. Отец ротой командовал. Он перед самой войной краткосрочные курсы закончил, вышел оттуда младшим лейтенантом. Ну вот. Затишье на передовой. Дня три. Тоскливо, отец говорил. Начальство что-то там планирует, а ты ждешь. Как-то ночью от скуки стал
– Слишком литературно.
– Вам видней.
– А вы сами женаты?
– Да.
– Дети есть?
– Дочка.
– Ваш брак можно назвать счастливым?
– Вроде бы.
– Как зовут вашу жену?
– Екатерина... Катя.
– Что вас привлекло в этой женщине? Были общие интересы, идейные, так сказать, устремления?
– Она хорошо выглядит.
– Но ведь это же не главное.
– Как сказать...
– Жена вас, наверное, любит?
– Кажется, любит... с трудом.
– Что это значит?
– Я, видите ли, трудный человек. Многие так говорят. Папаша даже слово какое-то выдумал - ортодокс. На "обормот" похоже.
– Ортодокс - это значит непримиримый или упрямый.
– Во-во.
– Видимо, женщинам надо доставлять иногда маленькие радости. Почему бы вам, идя с работы, не купить, ну, например, букет фиалок?
– А зачем?
– Вот увидите, как это подействует на вашу жену. Нетерпеливый звонок, она открывает дверь, вы на пороге с цветами. Жена в восторге...
– Все не так. Я прихожу с цветами, отпираю дверь своим ключом, жены нет...
– Но почему же?
– Потому что она живет на старой квартире.
– То есть как?
– Осталась с моим отцом и с Натальей.
– Чем же она это мотивировала?
– Тем, что я идиот.
– В каком смысле?
– Малый со сдвигом.
– То есть вы совершили поступок, который жена сочла неразумным?
– И не один.
– Что же случилось?
– Ничего особенного. Предложили мне работу в ПТУ... с квартирой, а я отказался.
– А что за работу предложили в ПТУ?
– Мастером, настройщиков обучать.
– Денег меньше?
– И денег меньше.
– Но ведь это почетно: готовить кадры, воспитывать молодых рабочих...
– Я не хочу никого воспитывать. Я сам хочу работать. Для этого есть пенсионеры. У них авторитет, опыт, их скорей послушают. Меня пятилетняя Нюшка и та не слушается...
– Кто это - Нюшка?
– Дочь... Я из цеха уходить не собираюсь. Пусть даже и в отдельную квартиру. Раньше-то мы с отцом в двух комнатах жили, как цари. А сейчас уже шестеро стало нас в этих двух комнатах. А комнаты маленькие, тесно. Отец свою желудком называет. Пойду, говорит, в желудке полежу. Да еще дети. Нюшке пять лет, Леньке папашиному -семь. Он ей видите
– Прохвост какой-нибудь?
– Да я его толком не знаю. Старичок... Надо было идти, доказывать... Посмотрел я на его лысину и махнул рукой. Ну, куда с моей-то будкой против старика, неудобно...
– И не жалеете?
– Обидно, в общем... Сейчас бы подумал, прежде чем решать.
– Но факт остается фактом. Вы пренебрегли личными интересами.
– Вроде бы пренебрег... Дурака свалял. Капитулировал перед лысиной.
– Но вы испытали моральное удовлетворение?
– Что-то вроде.
– А нет ли во всем этом некоторой доли тщеславия? Мол, все кругом будут говорить о моем благородстве...
– Хоть бы и так. Разве это важно! Лишь бы делать по совести.
– Слушайте, я уже полчаса с вами беседую, а конца не видно. Не будем отвлекаться.
– Не спешите. Все равно обеденный перерыв начался. Есть хотите? Мне каждое утро соседка завтрак сует.
– Симпатичная?
– Весьма. Ей семьдесят четыре года... Держите. И кофе есть в термосе.
– Так, значит, вы переехали, а жена осталась? Но что конкретно было поводом для ссоры?
– Я уж не помню. Летом они хотели Нюшку в санаторий отправить, я не дал...
– Почему, если не секрет?
– Санаторий для больных, а Нюшка здорова. Есть нормальные детские сады. У них там какая-то Сима в горздраве...
– Ну, хорошо. Я все понимаю. Вы коммунист и живете для народа. Но ведь и я народ, и вы народ, и ваш отец народ, и ваша жена тоже. Даже Нюшка, и та народ. Надо же и о них подумать.
– Надо.
– Что же будет у вас с женой?
– Не знаю.
– Среди моих друзей четверо уже развелись. А начнешь расспрашивать, все говорят, ничего не произошло. Жили вместе, ходили к приятелям, спорили об искусстве, а потом оказались чужими. Один писатель говорил, что люди женятся не потому, что созданы друг для друга, и даже не потому, что испытывают взаимное расположение, а просто случайно оказываются вместе. Как будто невидимая рука выбросила на сукно горсть фишек, и две из них упали рядом...
– Бросьте, это у голубей такая жизнь. А человек, он может выбирать. Поэтому и ошибиться страшно...
– И все-таки времена Шекспира прошли.
– А настоящая любовь и во времена Шекспира была редкостью. Иначе он не сочинил бы Ромео и Джульетту.
– Но ведь ошибаются люди. Самые умные, самые честные и те ошибаются.
– Что и говорить, материя тонкая. Тут и в другом человеке нельзя ошибиться и в себе. А ведь о себе мало кто правду знает. Слишком близко предмет расположен, не видно...
– Послушайте, я все-таки хотел бы знать, для чего приходил этот тип?
– Лева Махаев?
– Да. Вы говорили, что он вам неприятен.
– Ну его к черту!
– А вы не хотели бы мне обо всем этом рассказать?
– Не хотел бы. Но могу. Тем более что об этом на собрании речь пойдет.
– Когда?
– Сегодня, после четырех.
– Стоп. Одну минуточку. Давайте так. Покончим с вашей биографией и перейдем к текущему моменту.
– Закуривайте!
– Что вы можете рассказать о своем детстве? Вы, конечно, были пионером?