Интим не предлагать
Шрифт:
— Они все так говорят, — заявил Чугунок и вздохнул:
— Но участковый нам совсем не годится, правда, Сенька? Дарья, помнишь — у тебя крутой был, на «мерсе» приезжал, тот мне больше нравился.
— Отвяжись, — махнула я рукой и, прихватив прыгалки, выскочила из подъезда. Андрюха прохаживался по тротуару возле нашего подъезда.
— Добрый вечер, — заулыбался он. — На пробежку?
— Ага…
— Провожу маленько, мне как раз в сторону стадиона, с Иваном Петровичем побеседовать хотел… А в шестом доме два стекла вышибли… мальчишки в футбол играли. Стекла уже вставили. А так никаких
— Это хорошо, — порадовалась я. — Я не стекла имею в виду… В общем, ты понял.
— Конечно, — вздохнул Андрюха. — Так что участок у меня неплохой. Люди приветливые, помогают.
— Как же тебе не помочь, когда ты здесь вырос?
— Даша, — позвал он и запнулся.
— Чего? — спросила я.
— Пойдем завтра в кино? — Я сбилась с шага, а потом и вовсе замерла на некоторое время. — В «Художке» «3вездные войны». Полная версия.
«Точно, влюбился, — прошелестело в моем мозгу. — В кино зовет». Я посмотрела на Андрюху внимательнее. Нос пуговкой, веснушки россыпью, вообще-то он симпатичный…
— Слушай, — вздохнула я. — Зашел бы ты завтра ко мне на работу. Разговор есть. Какой-то идиот додумался возле школы пустить грузовой транспорт, чтоб проспект разгрузить. И теперь мимо нас с утра до вечера грузовики гоняют. Надо что-то делать.
— Хорошо, — вздохнул Андрюха, — зайду. А в кино?
— В кино пойдем в субботу. Сенька с Чугунком будут рады, — добавила я, едва не брякнув: «И Кузя». Мысль о Чугунке пришлась весьма кстати. — Андрей, — сказала я. — На улице Гоголя, дом пять, квартира двенадцать проживает гражданка Сорокина.
— Самогонкой торгует?
— Точно. Ты ее пугни малость, чтоб из запоя вышла.
— Со мною уже Иван Петрович беседу проводил.
— Вот и хорошо, значит, ты все понял…
— К административной ответственности ее привлечь надо.
— Ага. У нее трое детей. Старшему восемь, младшему одиннадцать месяцев.
— Таких, как она, надо материнства лишать.
— Лишат, а что дальше?
— Ну… в детском доме по крайней мере сыты будут.
— Я раньше тоже так думала, — вздохнула я. — Ты помнишь, как твоя бабушка тебя в школу провожала? Ты идешь, а она следом в кустах прячется.
— А это здесь при чем? — обиделся Андрюха и даже покраснел, наверное припомнив, как над этим фактом потешалась вся школа.
— А при том, что, когда ты был маленький, тебя любили, — усмехнулась я.
В этот момент мы как раз подошли к стадиону. Я огляделась, высматривая Родионова, а Андрюха топтался рядом.
— Я к Ивану Петровичу на полчасика, — сказал он. — Могу сюда зайти…
— Ты как твоя бабушка, — нахмурилась я.
Андрюха рванул, точно ошпаренный, а я вошла в открытые ворота. На скамье справа сидел Родионов и приветливо улыбался мне. Не знаю, что он имел в виду, собираясь бегать со мной трусцой, но если в его намерения входило разжиться кое-какими сведениями, то он здорово просчитался. Говорить Родионов не мог, берег дыхание, к тому же, чтобы заговорить с человеком, надо для начала его догнать. В общем, с точки зрения следствия, вечер у Родионова прошел впустую, зато для здоровья польза. После пробежки он отправился провожать меня домой и тут уж ввернул несколько вопросов, но отвечала
Утром, поднявшись ни свет ни заря и выскочив из квартиры, я обнаружила в районе песочницы Андрюху в спортивном костюме. Костюм был изрядно поношенный и явно с чужого плеча.
Участковый шагнул мне навстречу и со счастливой улыбкой возвестил:
— Вот, тоже решил заняться…
Если честно, мне очень хотелось ему ответить… но я вовремя вспомнила, что должна являться для граждан примером здорового образа жизни и по всем статьям мне надлежит радоваться, что участковый проникся моим примером. Я улыбнулась и предложила:
— Догоняй.
Помнится, Коломейцев в школе терпеть не мог физкультуру, да и сейчас, как видно, не очень ее жаловал; я сделала два круга по стадиону, когда он наконец там появился и устроился на скамейке с намерением отдышаться. Когда я заканчивала третий круг, Андрюха был уже не один. Рядом с ним сидел Петрович, хмурился, вздыхал и курил.
— Это что ж такое? — спросила я, тыча пальцем в сигарету.
— Ладно ругаться-то, — вздохнул бывший участковый, почесал затылок и наябедничал:
— Позавчера кум был, и вчера… наверное, и сегодня придет. А где кум, там бутылка. Не доведет до добра такая жизнь. Надо в ряды вливаться, обратно то есть. Не нравится мне заслуженный отдых. — Услышав о намерении Петровича «вливаться», Андрюха загрустил и жалобно посмотрел на меня.
— Выгнал бы ты кума, — предложила я, усаживаясь рядом.
— Сказала… Он родня. Обидится.
— Тогда не пей.
— Все равно обидится. Пока я был при исполнении, так он пьяный носа не показывал, а тут…
Разбаловался. Говорит, ты, Петрович, теперь пенсионер и совсем для нас безопасный…
— Ты себе язву придумай. Хвати рюмашку, падай под стол и ори что есть мочи. Один раз напугаешь, и с водкой больше никто не пристанет.
Петрович задумался и вдруг разулыбался:
— А что… можно попробовать. У тебя-то как дела? — вновь посуровел он.
— Как сажа бела. Угораздило меня найти этого Зюзю. В уголовном розыске думают, это я его укокошила.
— Да не может быть, — нахмурился Петрович, поднимая руку ко лбу с намерением сдвинуть фуражку на затылок, но фуражки не оказалось, он чертыхнулся и едва не заплакал с досады. — Что ты будешь делать… Дарья, какой у тебя резон утверждать такое?
— Дарья Сергеевна не права, — робко вклинился в разговор Андрюха. — Просто товарищи отрабатывают все возможные версии…
— Ничего они не отрабатывают, — разозлилась я, — а Родионов вцепился в меня, точно клещ.
— Сашка? — обрадовался Петрович. — Он с моим Ванькой учился.
— Подумаешь, — еще больше разозлилась я. — Да со мной почти полгорода либо учились, либо крестились, либо на свадьбе гуляли.
— Я к тому, что он парень неплохой и, между прочим, головастый.
— Твой головастый парень по вечерам со мной бегать решил, думает, я ему расскажу, что ранее от следствия утаила, торт принес, иезуит.