Интимная магия для оборотня

Нест Анна

– Да. Да!
– согласилась со всем Кики, не обратив внимание на последнее слово. Она и подумать не могла, что, стараясь успокоить матушку, подтвердит ее самые страшные подозрения.
– Я же люблю...

Пощечина была сильной. Слишком много Варвара вложила в нее - боль преданной матери-наставницы, беспокойство о Кики и страх, очень много липкого страха. Голова Кики встретилась со стеной. Глухой удар. Слезы из глаз.

– Тебя, - тихо закончила Кикилия, хмурясь из-за боли и неоправданной жестокости матери.

– Да неужели?!
– крикнула Варвара и тут же ойкнула.
–

Тося! Чтоб тебя черти унесли, - она крутилась возле Кики, размахивая повисшим на юбке комондором. Видно, Тося вцепился не только в ткань, а бессовестно покусился на филейку Вари.
– Что б тебя!
– повторила уставшая ведьма, сжимая кулаки.

Плат воспользовался замешательством Варвары. Он сдернул занавеску и быстренько соорудил из нее подобие тоги. Проскользнув между диваном и спиной ведьмы, Плат взял девушку за руку и, приложив палец к губам, потащил ее к окну.

Тося наблюдал за парочкой одним глазом, то левым, то правым, а увидев, что задумал Платон, сильнее сжал ягодицу Варвары. Оборотень открыл окно и спрыгнул вниз. Он протянул руки к Кики и намеревался забрать ее в другой мир, такой притягательный своей вседозволенностью. Как ни старался Плат, он не смог вытащить ведьму наружу. Дальше рук ничего не проходило. Казалось, что Кики застряла в прозрачном желе, которое нельзя разрушить ни ложкой, ни магией Платона.

Варвара поймала Кики за распущенные волосы и потащила на себя. Плат не желал, чтобы его ведьма лишилась роскошных локонов, поэтому разжал пальцы, позволив Варваре выиграть схватку.

– Вот так вот!
– старая ведьма толкнула дочь на диван и собиралась захлопнуть окно.
– Черт!
– окно явно не собиралось закрываться - в комнату успела проскользнуть половина Плата, а та, что была на улице, не думала там долго оставаться.
– Да уйдешь ты уже или нет?!
– Варвара давила от души, Плат кашлял и хрипел, но продолжал лезть.

Глава 6 (вторая часть) Крысом клянусь!

Платок Вари взмыл ввысь. Чьи-то худые пальцы погрузились в черные волосы с проседью, и теперь уже Варвара полетела на диван, придавив собой Кикилию. Плат проник в комнату и поспешил спасти любимую от увесистой тушки ее матушки. Но Варя опередила его. Ведьма сама подхватилась и метнулась к столу.

– Мама? – Кики испуганно смотрела на Варю, поднявшую чайник. – Не надо, – попросила девушка, понимая, что ничего хорошего там для Плата не окажется.

– Почему не надо? – улыбнулась взлохмаченная и запыхавшаяся ведьма, всматриваясь в лицо дочери. – Ты же старалась – варила его. Чего добру пропадать? – Варвара вдохнула едкий аромат зелья и улыбнулась дочке. Кикилия вскочила на ноги, как только поняла, что находится в руках матери. Плат стоял неподвижно, вслушиваясь в разговор двух ведьм. – Жаль ягод не принесла! – вылитое зеленое варево почти достигло тела Плата.

– Фух, успела, – облегченно выдохнула Кики, прикрыв глаза. И тут же распахнула их. – Да что ж ты за мать такая?! – завелась молодая ведьма, когда пришло осознание, что все закончилось хо-ро-шо. – У меня всего один парень. Оди-и-ин. Понимаешь?! Могла приветливее встретить, – отчитав матушку, Кикилия прильнула

к Плату. Немного отдышавшись, ведьма стала ощупывать обмотанный занавеской торс. Скорее всего, делала это Кики для своего удовольствия. Ведь ткань была совершенно сухой, без единого пятнышка.

– Как ты? – отошел от происходящего Плат. Не теряя времени, он трогал любимое тело, все мокрое от зелья. С виду казалось, словно эти двое надумали довести Варю, устроив перед нею показательное ощупывание.

– Ой, не надо! Не трогай, пожалуйста. Для тебя это может быть опасным, – хватала Кикилия Плата за руки, но не желая расставаться с оборотнем вовсе, прижимала его пальцы к своим раскрасневшимся губам. – Или смертельным! Да? – Кики оторвалась от Плата и укоризненно посмотрела на Варвару. Старая ведьма и не думала сердиться. Все чувства в ее душе заморозил страх. Или это было что-то другое…

– Доченька, доченька, – шептала Варя, и мелкие слезы ползли по обветренным щекам. – Прости меня, Кики! – громко зарыдала Варвара.

– С тобой точно ничего не случится? – тихо произнес Платон, боясь вклиниваться в сплошной рев раскаявшейся ведьмы. Провоцировать Варвару не хотелось – страшно заурчавший живот напомнил ведьмаку, что если быть по-платовски беспечным, то легко можно лишиться ног. – Ты уверена? – продолжил Плат. Видно, переживаниям удалось-таки придушить инстинкты.

– Да. Зелье ненависти действует только на врагов, – объяснила Кикилия и отпустила Платона, теряя к нему интерес. Она внимательно посмотрела на матушку и тоже захлюпала носом, – Мам, ну прости меня! – теперь ведьмы рыдали в два голоса, а Плат урчал без остановки.

– Тише ты, – ведьмак схватился за живот, стараясь заглушить матерные запевы кишечника.

Кики несколько раз шмыгнула, утирая кулачками горячие слезы, и подбежала к Варваре. Она хотела прижаться к матушке, а вместо это рухнула у ее ног.

– Боже! Больно так! – кричала молодая ведьма, а Варвара выла над ней подстреленным зверем.

– Ничего доченька. Ты выдержишь это, – прошептала Варя, превозмогая душащие рыдания, и погладила Кики по волосам.

– Что с ней? – осмелел перепуганный Плат. Он прижимал к себе скулящего комондора, не разрешая ему разворачиваться. – Тихо, все хорошо. Не смотри туда.

– Закрой рот! Сколько можно орать?! – слышать такое от Кики Плат не привык. Он оцепенел, не понимая, как сильно прижимает Тосю к себе. Только острые зубы комондора в практически незащищенной ноге и царапанье когтей по полу вернули оборотня к действительности.

– Кики? – осторожно позвал Плат. Ведьма не двигалась, она склонила голову и тяжело дышала. Платон медленно приблизился, чтобы дотронуться до ее плеча. Тося с интересом и страхом наблюдал за рукой Плата, но уже через мгновение в глазах фамильяра не осталось ничего, что могло напоминать заинтересованность. – Ты чего это? – Платон переключился на Тосю. Плату стоило сделать все, чтобы его «переключатель» застрял в таком положении. Возвращаться к Кикилии было серьезной ошибкой. – Боже ты мой! – взвизгнул Плат. Он хватал себя за шею и бормотал никому неизвестные молитвы, даже себе самому. – Святые лопухи, спаси, душу мою, ради отца моего…