Интимный дневник. Записки Лондонской проститутки

де Жур Бель

vendrcdi, к 27 fevrier

Проходит немного времени, и уже нелегко вспомнить, как, почему и когда тебе кто-то нравился, и бывает при­ятно еще раз мысленно вернуться в то время и посмот­реть на все с безопасного расстояния. Сегодня мне вспом­нился мальчишка, который лапал меня в общественном бассейне, когда мне было пятнадцать лет. Мы вместе учились в школе, и наши отношения прекратились пото­му, что он, дурак, не хотел лизать у меня между ног, даже чувствовал какое-то отвращение к этому. А-1, чье искусство обращаться с моим телом было столь же нео­бычным, сколь и

пугающим, был первый мужчина, кото­рый стал делать мне это. О нем я до сих пор думаю с нежностью: я полюбила его сразу и крепко, и потом мы проделывали это тысячу раз, и в последний раз — тоже было с ним.

Мало бывает мужчин, с которыми бы хотелось еще и еще, и все было бы мало. И в моей жизни их было немно­го. Меня возбуждало в них все: и запах, и прикосновение, и вкус. Сколько раз с моим Мальчиком мне хотелось, чтобы он закрыл рот и просто оттрахал бы меня как следует, потому что я ни с кем не кончаю так здорово, как с ним. Это было время, когда я ощущала секс как занятие духовное, а не только как биологическую потребность. И как все эти моменты помогали мне жить, поддержива­ли меня не одну неделю, как жемчужины, нанизанные на нитку наших умирающих чувств.

И как приятно это теперь вспоминать, или перечитывать свои записи о людях, с которыми мне было хорошо. Нач­нешь вспоминать — и время в электричке или в такси летит быстрее.

samedi, к 28 fevrier

Качественно провожу время в лоне своей семьи, перед тем как они отправятся за границу в отпуск. Слушаю местные новости и сплетни и вообще доставляю всем бес­покойство и путаюсь под ногами, как и положено стар­шей дочери.

Итак, моя мама в следующем месяце едет на свадьбу. Будет обязательный ритуал, на котором обе невесты будут в белых платьях, обменяются кольцами, станут счастливы, будут жить-поживать и добра наживать и умрут в один день. Старинные друзья семьи. Нам было очень приятно получить это приглашение. Правда есть одно затруднение: мама никак не может найти человека, кто бы ее сопро­вождал на этом торжественном событии. Потому что ее верный спутник, мой папа, был не в подходящем настро­ении для этого события.

Не то чтобы он отрицает само понятие лесбиянок (та­кое мужчина вполне допускает, по меньшей мере, теоре­тически), или имеет какие-то эксцентрические причины против идеи святости брака (на заметку всем мировым лидерам: в эпоху, когда самая высокооплачиваемая в мире художница стоит перед аналоем в джинсах и пьяная в хлам, а потом, буквально через двадцать четыре часа, брак расторгается, но повсеместно утверждается, что партнеры, избравшие друг друга на всю жизнь, не имеют права на­зывать друг друга «жена» и «жена», ей-богу, остается толь­ко повторить вслед за классиком: что-то прогнило в коро­левстве Датском). Но тем не менее, чрезмерный энтузиазм папы по поводу благословенного события привел к тому, что было решено его на свадьбу не брать.

А все потому, что он совершенно серьезно утверждает, что свадьба эта будет не свадьба, если не пригласить стрип­тизерш, и настаивает, чтобы на свадебном обеде обяза­тельно были стриптизерши. Во-первых, мой папа не из тех, кто любит шутить, хуже того, о его нечувствительнос­ти к новым общественным веяниям ходят легенды. Как­то сидели мы, лакомились пончиками, и он выдвигал свои тезисы по этому поводу. Лицо у него было, как у средне­векового фанатика. Мама вытаращила глаза, будто у нее был врожденный рефлекс

на подобные штуки — лично я думаю, так оно и есть.

— Надо только уточнить, — сказала я крайне заинтересо­ванно — именно стриптизерш, а никак не стриптизеров?

— О боже, что ты такое говоришь, девочка моя! — засто­нала мама.

— Именно стриптизерш! — вскричал отец. — Чтоб везде были голые дамы! — Не помню, говорила ли я, что стыд­ливость моего папы принимает иногда самые извращен­ные формы. Я думаю, это у него наследственное.

— Я не совсем уверена, что это будет прилично для свадьбы, — засомневалась я.

Мама с умным видом энергично закивала головой, и ее коротенький хвостик на затылке запрыгал.

— Ты совершенно права, дочка. — Она обернулась к папе. — Видишь? Видишь? Никто, даже твоя дочь, не счи­тает, что это будет хорошо...

— Да, — сказала я, — совсем нехорошо. Зато вот если устроить девичник со стриптизерами — было бы круто...

— Ну что ты его подначиваешь!

Мама набросилась на меня с воплями и причитаниями, а папа тем временем радостно потирал руки, перебирая, какие это сулит возможности.

dimanche, le 29 fevrier

Вчера мы с мамой ходили по магазинам. Мы уже не­сколько лет не совершали шопинг вдвоем, и теперь, по­верьте мне на слово, про этот наш поход молоденькие продавщицы будут рассказывать своим детям, а те, в свою очередь, своим. Мы прошли весь путь с боями, от победы к победе, вооруженные добрым именем и счетом в банке, ничто не могло остановить нас, неудержимо рвущихся вперед, только дымный след оставался за нами от отдела обуви до дамского белья. И восхищенные взгляды продав­щиц.

Мама страстно хочет стать похожей на респектабельных американских матрон из Палм-Бич (а на кого же еще? всякая женщина ее возраста желает этого). Расцветка от Лили Пулитцер, яркие краски и все такое, шелковистые джемперы, белые брюки. Я генетически запрограммирова­на желать того же самого, но я живу в грязном городе, где невозможно надевать шерстяные вещи кремового цвета — всегда есть шанс вляпаться в какое-нибудь дерьмо.

Сначала мы ударили по обувному отделу. Размер оди­наковый, вкус тоже: она уже очистила три магазина от плетеных сандалий темно-зеленого и синего цвета; со мной было то же самое, только цвета — верблюжий и черный. Сумочки, костюмы, белье — все падало перед мощью на­шего страшного наступления. Она, похоже, героически взяла как минимум три комплекта одежды, чтобы было из чего выбрать, в чем идти на предстоящую свадьбу, а еще такое количество одежды для отпуска, что хватило бы обрядить роту клонов моей дорогой мамы. Мне при­шлось ее силой удерживать, когда она вцепилась в укра­шенные стеклярусом и цветочками двойки: свитер с кар­диганом, а она призывала меня немедленно хватать клас­сического стиля туфли, без которых мои ножки выглядят «просто убого».

Вот какова сила любви, безоговорочной и чистой. Толь­ко мать способна кричать своей дочери таким голосом, от которого может обрушиться не одна иерихонская стена.

— Дорогая, в зеленом ты просто обворожительна! Бе­решь?

— Не знаю, мама, мне кажется, я в нем какая-то груда­стая.

Она гордо выпячивает свой пышный бюст вперед.

— Слишком грудастых женщин не бывает! Ты что, хо­чешь выглядеть как подросток?
– и она швыряет наряд в мою кучу.

И я вся так и дрожу в тени могучего интеллекта моей мамаши.