Интимный ужин на чердаке (Седьмая вода на коньяке)
Шрифт:
– Проходите.
Наташа юркнула в помещение и чуть ли не бегом бросилась к лестнице, которая вела на второй этаж.
– Наташа, не так прытко, я такими темпами за тобой не поспею, – проворчала Екатерина Ильинична. – Охолони маленько, спешка хороша только сама знаешь в каком случае. Мы уже здесь, так что успокойся.
Женщина подошла к зеркалу, поправила на голове кокетливую шляпку и, погладив ладонью медали, величаво двинулась к лестнице.
Форум уже шел своим ходом, и первое, что услышала Наташа, когда вошла в зал, это вопрос одного из корреспондентов:
– Господин
– Мой дед, Савинский Андрей Иванович, погиб на фронте уже под самым Берлином, и в память о нем я делаю то, что делаю, – очень просто ответил Андрей, и Наташа невольно улыбнулась, глядя на его гордый профиль.
Журналисты внимательно слушали.
– Что касается налогообложения, то здесь вы отчасти правы, – продолжал говорить Андрей. – Государство действительно освобождает меценатов от значительного процента налогов. Но, поверьте, для меня это не является мотивацией для благотворительности. Иначе какая же это благотворительность? – развел он руками.
– Похвально, – удовлетворенно кивнул головой корреспондент, и все присутствующие зааплодировали Савинскому.
Наташа присела в кресло, рядом с ней опустилась Екатерина Ильинична.
– Ты пока не высовывайся, он может тебя узнать. Дождемся конца и уж тогда пойдем в атаку, – зашептала она девушке на ухо.
– Легко сказать, вы только посмотрите, сколько здесь охраны, – затравленно обводя взглядом зал, тоже зашептала в ответ Наташа.
Практически за каждой колонной, в самом деле, проглядывались «люди в черном» с рациями в руках. Они зорко следили за просторным помещением, то и дело общаясь по рации со своими напарниками.
– Ну и что? Ты же не собираешься пристрелить этого Савинского на глазах у всех? Тебе всего-то и нужно – что передать ему записку, – хмыкнула Екатерина Ильинична.
– А если он не поверит моей записке и примет ее всего лишь за дурную шутку? – возбужденно прошептала девушка.
– Можно потише шептаться, ничего не слышно из-за вас! – сделал им замечание дряхлый ветеран со слуховым аппаратом в ухе.
– Нужно было на первый ряд садиться, тогда бы и слышал все, – огрызнулась Екатерина Ильинична. – Старая развалина, – себе под нос, добавила она. – Тогда не передавай ему записку, а скажи все на словах, – сказала женщина уже Наташе.
– Но как? Как мне к нему приблизиться? В какой роли?
– Как корреспондент женского журнала и подойдешь, – терпеливо ответила Екатерина Ильинична. – Надеюсь, как берется интервью у публичных людей – этому мне учить тебя не нужно?
– Ну, не знаю, – покачала Наташа головой. – Попробую, конечно, только сомневаюсь, что у меня получится.
– Ты зачем вообще явилась сюда, а? – вспылила женщина. – Я сделала для тебя все, что могла. Провела тебя сюда? Провела. Дальше действуй по обстоятельствам, дорогая.
– Тс-с-с, – зашипел все тот же глухой старик и зыркнул на женщин уничтожающим взглядом слезящихся глаз.
– Пошел к черту, старый пень, – отмахнулась от него Екатерина Ильинична и снова зашептала Наташе: – В конце концов, попробуй сунуть записку ему в карман. Сейчас его наверняка окружат журналисты, вот и действуй, пока толкучка будет.
– А вы не могли бы к нему сами подойти и передать записку? – с надеждой в голосе спросила Наташа и посмотрела на Машину бабушку умоляющими глазами. – Если он меня увидит и узнает, он ни за что не поверит этой записке! А вот если вы к нему подойдете, он не сможет проигнорировать предупреждение такого авторитетного человека, как вы, – вовсю заискивала Наташа. – Он обязательно вам поверит и примет меры. Там, в записке, и мои данные есть, и я надеюсь, что он на это тоже обратит внимание, и как-то защитит меня. Екатерина Ильинична, вы же понимаете, как это важно! Жизнь этого человека в опасности! Я уж не говорю про свою, она вообще висит на волоске, – всхлипнула Наташа и совсем по-детски скуксила лицо. – Я очень боюсь, что меня убьют, – честно призналась она. – А Савинского я боюсь еще больше.
– Прекрати реветь немедленно, – шикнула на нее женщина. – Тебе не его бояться нужно, а совсем других людей, это ты правильно заметила. Ну ладно, ладно, не плачь, – смилостивилась Екатерина Ильинична, увидев, что слезы еще обильнее брызнули из глаз девушки. – Если у тебя ничего не получится, тогда, так уж и быть, пойду к нему сама, – успокоила она девушку.
Наташа шмыгнула носом, достала из кармана носовой платок и начала вытирать слезы. Затем достала пудреницу, чтобы припудрить распухший нос, и начала рассматривать свое отражение в зеркале. Она даже вздрогнула, когда увидела в зеркальце чье-то лицо, которое показалось ей знакомым, и резко обернулась. На том месте уже сидел другой человек, и Наташа недоуменно пожала плечами.
– Кажется, у меня начались галлюцинации на нервной почве, – прошептала она.
– Что ты сказала? – спросила Екатерина Ильинична, склонив к девушке голову.
– Нет-нет, просто показалось, – пробормотала Наташа. – Чертовщина какая-то, – добавила она.
В это время все гости встали и начали аплодировать Савинскому. Наташа тоже вскочила и захлопала, чтобы не отличаться от остальных. Из всего, о чем здесь говорилось, она расслышала лишь то, что было сказано в тот момент, когда она вошла с Екатериной Ильиничной в зал. Все остальное проплыло мимо ее слуха, как отдаленные раскаты грома: вроде слышала, но сознания это не коснулось – это там, где-то далеко.
– Давай, иди, – прокричала Екатерина Ильинична, чтобы Наташа услышала ее сквозь шум рукоплесканий, и для большей убедительности подтолкнула ее в спину.
Наташа на негнущихся ногах пошла к сцене, где уже толпились корреспонденты различных газет, сотрудники радио и телевидения. Каждый пытался сунуть свой микрофон поближе к Савинскому, чтобы записать, как он будет отвечать на каверзные вопросы.
– Господин Савинский, говорят, что у вас есть внебрачный сын. Вы подтверждаете правдивость этих слов, или это только слухи? – кричал один рыжеволосый журналист.