Интрига хранителя времени
Шрифт:
– Я так и сделал. И пошел на сверхсрочную.
– Что же случилось с этим обжигающим желанием легкой гражданской жизни? – спросил Финн.
Лукас пожал плечами.
– Мне кажется, оно перегорело.
Финн хихикнул.
– Я мог бы и догадаться, что ты облажаешься на гражданке.
– По крайней мере, мне удалось сохранить свои планки, – сказал Лукас, взглянув на серебряные знаки отличия на своей нашивке. – Похоже, свои ты куда-то подевал.
– Черт, может ты теперь и офицер, – сказал Финн, – но в душе ты навсегда останешься салагой. Именно так бывает, когда поднимаешься наверх,
– И я рад тебя видеть, Финн. Что пьешь?
– А разве есть варианты?
– Ирландский виски? Отлично, я угощаю. Вижу, ты уже ушел в приличный отрыв. Слушай, мне нужно доложиться не раньше 0600. Если тебе нечем заняться, кроме как сидеть и пить, что скажешь, если мы опрокинем несколько, а потом прошвырнемся по городу?
Финн поморщился.
– Хотел бы я, парень, но не могу. Я под домашним арестом.
– Что? За что?
– Ударил вышестоящего офицера, – сказал Финн.
– Опять? Какого по счету, четвертого?
– Шестого, – сказал Финн с иронией. – Реф специально это отметил.
– Они привлекли для этого рефери?! – сказал Лукас. – Кого ты ударил, генерала?
– Подполковника, – сказал Финн.
– Я почти что боюсь спросить, но за что?
– Потому что он был напыщенным военным засранцем, вот за что, – сказал Финн. – Я сидел в офицерском клубе в расстегнутой куртке. И этот карлик-жокей из административного отдела начинает из-за этого мне трахать мозг. Я сказал ему отвалить, после чего он выставил свое лицо примерно в двух дюймах от моего носа и начал кричать, брызгая в меня слюной. Ну я и сунул ему разок.
– И они потащили тебя к рефери? – сказал Лукас.
– Ну… нет. Не совсем. Это уже произошло после потасовки с ВП’шниками.
– Какой еще потасовки?
– Ох, ну, ты понимаешь, обычная хрень. Сопротивление аресту, прямое неповиновение конкретному приказу, нанесение побоев офицерам при исполнении ими служебных обязанностей, повреждение государственного имущества, и еще они что-то присобачили, я уже не помню.
– Да…
– Ага. Так что я должен находиться в расположении до дальнейших распоряжений. Старик был достаточно любезен, чтобы дать мне небольшое послабление, вот почему я здесь, но я даже не могу приблизиться к трубам лифтов. Я тут парюсь уже несколько дней в ожидании заседания апелляционной комиссии. Провожу здесь, в гостиной, большую часть времени, пытаясь пропить свою зарплату. На самом деле, довольно прикольно. Помнишь старые времена, когда у нас между заданиями на все про все было несколько минут? Теперь, когда мы оказались в этом «элитном» подразделении, нам ничего не остается, как сидеть и ждать.
– Ты сказал, что рефери отдал тебя на растерзание апелляционной комиссии? – сказал Лукас. – Что именно он порекомендовал?
Финн фыркнул.
– Она была настоящей бескомпромиссной сукой. Зачитала мне закон о беспорядках по поводу всех «предыдущих нарушений» в моем личном деле. Думаю, ее точные слова были: «Возможно, вам будет лучше в невременном подразделении. Где-нибудь, где ваши неординарные наклонности не смогут оказывать подобного дестабилизирующего влияния». Ты же понимаешь, что это означает, не так ли?
– Командование поясов?
– К гадалке не ходи, – сказал Финн. – Если бы я мог достать плату, хочешь верь, а хочешь – нет, я бы уже ушел в подполье.
– Не так громко, мой друг, – сказал Лукас. – Кто-то может услышать.
– Да похрен. Я не представляю, как можно забраться глубже, чем сейчас.
– Нырнуть глубже можно всегда, – заметил Лукас. – Вот выбраться намного сложнее. Может быть, кое-что можно сделать.
– Типа чего?
– Не знаю. Но, по крайней мере, они еще никуда тебя не переназначили.
Финн почесал голову.
– Черт. Мне нужно пойти и ударить этого засранца. Скорее всего, они уже вправили ему челюсть, и он снова перекладывает бумаги, пока я собираюсь застрять в поясе астероидов, не давая этим сумасшедшим шахтерам убивать друг друга. Знаешь, я мог ожидать чего угодно, но почему-то никогда не думал, что стану полицейским.
Он посмотрел в гигантское окно, которое было внешней стеной гостиной первого дивизиона. Снаружи было темно, и все здания были освещены, заливая расположенную далеко внизу площадь ослепительным сиянием. Скайкэбы, пробирающиеся сквозь лабиринт зданий, превратили ночь в море красных и янтарных блуждающих огоньков. Окно отсекло весь шум, превратив сцену снаружи в немой балет света и стали.
– Какая-то нереальная картинка, правда? – произнес Финн, не отрывая взгляда от окна. – Знаешь, я просто ненавижу это место. Я родился в этом времени и все же не принадлежу ему.
Лукас улыбнулся.
– Ты романтик, Финн.
Финн фыркнул.
– Я солдат, парень, и этим все сказано.
– Послушай, ведь все еще не устаканено, так ведь? Комиссии еще предстоит вынести окончательное решение.
– Когда ты в последний раз слышал о том, что апелляционная комиссия не пошла в кильватере рекомендации рефери? – спросил Финн.
– Всегда что-то происходит впервые.
– Не обольщайся.
– Что ж, если тебя отправят в пояс, я составлю тебе компанию. У меня есть право на перевод.
– Не будь идиотом.
– А почему нет? Там настолько плохо? Служба не такая уж и опасная, и уж точно она уложит на лопатки работу в лаборатории, которую я оставил перед возвращением в армию. К тому же, мы с тобой столько всего пережили. В том далеком 1194, если быть точным.
Финн улыбнулся, вспомнив корректировку в Англии XII века. Он кивнул.
– Да, это была охрененная миссия, согласен? Мы почти-что ее слили.
– И все же мы выбрались оттуда, – сказал Лукас. – И мы были в еще большей жопе, чем ты сейчас.
– Возможно. Жаль Хукера. Да и Джонсона тоже.
Он опрокинул свой виски.
– Черт, наверно, я старею. Превращаюсь в плаксивого алкаша.
Лукас отодвинул свой стул и встал. Финн посмотрел на него, а затем повернулся, чтобы увидеть, как к их столу приближается майор Форрестер. Он не был обязан вставать при появлении старшего офицера, находясь в гостиной, но в любом случае он сделал решительную попытку. Он уже почти наполовину поднялся над стулом, когда Форрестер сказал: «Вольно, джентльмены. Отставить».