Интрузия

Дубровский Виктор

– Приходил дознаватель, я отмазался. Если бы исповедник пришёл, то тогда, конечно, от них ничего не утаишь. Ну всё бы вызнали, и про усадьбу, и про то, как мы патруль замочили. Батя даже у меня ничего не спрашивал, я ему сказал, что мы в серьёзные дела вляпались. Ничего конкретного. Они же и отца будут допрашивать. Там есть на хуторе козёл один, стучит в Епархию. Не выкрутишься. В общем так. Мы типа да, ездили в сторону Красного Яра, я не помню куда точно, ты рулил. Покопали, пару стволов достали. Ну это для отмазки. А потом ехали, дыру в дороге видели. И всё. Ну да, дыру на антиграве перескочили. Дознаватель взвился, почему не доложили, а батя ему сказал пару

ласковых, тот и заткнулся. Стволы, правда, забрал. Без патронов, их батя приныкал надёжно. Но всё равно надо было мне рвать когти. Достанут, тогда просто так не отделаешься. Всё припомнят. А от исповедников и вовсе ничего не скроешь. Наизнанку вывернут. Короче, решил я в армию уйти.

Хонсай вздохнул и уставился на Барго.

– Ты думаешь, что я отговаривать тебя буду? Не-а, - тот правильно понял взгляд, - армия - школа жизни, давай, счас мы тебя оформим в первый класс, - и засмеялся собственной шутке.

Барго достал из письменного стола лист бумаги и авторучку.

– Так, садись, пиши. Господину военному комиссару города Зелёный от э-э-э... как будешь называться?

– Хонсай.

– Если в армию добровольно идёшь, можешь назваться как хочешь, особенно, если у тебя тяжкие за спиной. Лучше назваться выдуманным именем, меньше мороки будет, и предъявить никто ничего не сможет. Всем говоришь, что ты Пекис, к примеру... и всё. Никакого Барго ты не знаешь и вообще. Так и пиши. От Пекиса, пусть так и будет, Пекис, сын Пекис с деревни, э-э-э... Похмелица. Отличное место, зуб даю. Так, ну и дальше. Рапорт. Точка. С новой строки. Прошу принять меня в ряды доблестных вооружённых сил. Дата, подпись. Пекис? Ага.

Барго сложил листок, отодвинул в сторону.

– Ещё вот что. Новое имя, не выдумка для куражу. Следы хорошо попутаем. Если святоши рыть будут, то и в армии могут достать, если очень захотят. Трудно им будет, но понимаешь, в армии всякие служат, деньги все любят. Некоторые сильнее жизни. Так что молчи в тряпочку. Особисты там тоже есть. Начнут тебя стращать - молчи. Начнут горы золотые сулить - тоже молчи. Стой на своём, ты Пекис и точка. Остальное никого не касается. Хе. Теперь давай собираться.

Барго потащил и кладовки свой армейский сидор и прочее, что сохранилось.

– Так, сапоги гармошкой тебе ещё рано, вот, значить, ложка, кружка...

Через полтора часа Хонсая упаковали, так как и положено новобранцу. С дембельского сидора кое-что пришлось спороть, не по чину щеглу с таким ходить. В него же пошел сухпай на неделю, полотенце, мыло и прочее.

– Ты всю гражданку скинь, все равно или отберут, не те, так другие. Сложи сюда, я потом отцу отвезу. Документы тоже. В армию надо идти голым и босым, там оденут.

После примерки того, в чём Хонсай должен был бы предстать перед комиссией военкомата, он стал похож на нищего сироту с задворков Рынка, едва прикрывшего тело какой-то невообразимой рваниной.

– Очень хорошо, - удовлетворённо заметил Барго, - теперь одевайся взад. Не надо мне тут по хате в таком ходить.

Настала пора обеда, и молодого призывника решили спрыснуть. Потом ещё раз спрыснуть, потом веселье переместилось во двор, на лавочку, на ту, которая под навесом. Провожать в армию в восьмом блоке любят. Как-то незаметно образовалась компания молодёжи, потом подтянулись деды. Стол накрыли и вовсе по-человечески. Трижды приходилось посылать гонца в лавку. Старики делились своим, однозначно бесценным житейским опытом, старушки тайком вытирали слезу с края глаза. Барго орал во весь голос:

– Брата, брата четвероюродного провожаю. Последняя кровиночка

в этой жизни... Пекис его зовут, его прабабка моей прабабке двоюродной сестрой приходилась. С деревни Похмелицы они родом, - потом пытался горланить, - Ах, зачем я на свет появился, ах, зачем меня мать родила-а-а-а-а...*

На него шикали по причине полной немузыкальности его рёва. Тогда он начинал рыдать от избытка чувств, лез целоваться, слюнявя Хонсаю щёку. Хонсай после третьей тоже осмелел и поглаживал круглую коленку рядом сидящей девицы. Сёстры Рокисы, симпатичные двойняшки, в два голоса душевно выводили:

– На ём защитна гимнастёрка, она с ума меня свела...* - и многообещающе стреляли глазками то на Барго, то на Хонсая.

Потом, кажется, были танцы, потом обе сестрёнки каким-то странным образом оказались в квартире Барго, где и зависли до утра. День, однозначно, удался.

_______ __________ ______

^{* - перевод приблизительный}

***

Кубик - Пирамиде.

Патриархат срочно направляет группу Старших Исповедников Зеленый город зпт Красный Яр зпт штаб-квартиру СЗЕ факту исчезновения патруля трассе М61. Кубик. 19/05

Утром Барго быстренько выпроводил любвеобильных хохотушек-веселушек и лично отвёл Хонсая в комиссариат, проследил, чтобы там всё сделали по уму. Несмотря на серую, мглистую погоду и мелкий моросящий на улице, дождь, хотелось чего-нибудь такого. Эксклюзивного. Например, набить морду соседу сверху. Это желание усугублялось последствиями вчерашней гульбы. Когда он вышиб молодецким плечом хлипкую дверь, оказалось, что в квартире пованивает. То есть, не обычным застарелым запахом прокисшего мусора, протухшей мочи и перегара, а тревожной трупной вонью. Пришлось идти, вытаскивать к месту происшествия капо блока, вызывать полицию и труповозку. Праздник не только не удался, а был безнадёжно испорчен. Единственной радостью, да и то сомнительной, стало то, что капо вызвал кого-то из управы, насчёт дезинфекции помещений. Те посыпали соседскую квартиру каким-то порошком, отчего тошнотворный запах исчез. Зато у Барго в туалете и ванной облезла вся побелка, но при этом остался стойкий хвойный запах. Всё хорошо, но мысль о кафельной плитке пришлось выкинуть из головы. Чай, не барская квартира, а так, ещё год пересидеть, корячится, короче говоря, не хотелось.

Решётки антиграва, как оказалось, ему готовы были продать. Примерно раза в три дороже, нежели принимали у копарей. Это заставило его задуматься о справедливости, перераспределении неправедно нажитого и ближайших похоронах. То есть, хотелось сразу, не откладывая, уложить этих кровопийц в деревянные ящики и свезти на кладбище. И там закопать, живьём.

Конечно же, он по любому за лето вернёт себе эти деньги, но какой ценой! Поэтому Барго погрузился в свой тарантас и покатил к старым гаражам, к Турго Семису. Едва нашёл того, в каких-то немыслимых закоулках всеми брошенных гаражей, бывших автомастерских, и руин с непонятным прошлым.

– Привет, Турго, - сказал Барго, когда, наконец, добрался до единственного обитаемого места в этой вселенной, - мне тут подсказали, что ты можешь решётки продать.

– Здорово, коль не шутишь, - ответил мастер, - Кисьядес, если я не ошибаюсь?

– Ну да, я самый.

– А то я гляжу, рожа похожая. Вылитый отец. Да-а-а. Проходи. Что у тебя стряслось?

– Да ничего, просто решётки нужны. Старые прохудились. А ты чё сюда забрался? Поближе места не нашлось?