Иные измерения. Книга рассказов
Шрифт:
Мне нечего было ей сказать. Совсем нечего.
— Вы хоть помолитесь обо мне? — спросила она, когда мы перешли в комнату.
Когда-то она вот так же попросила помолиться о том, чтобы у них был ребёнок. Но я-то видел, что им, занятым своей музыкальной карьерой, гастролями, на самом деле не до ребёнка.
Прежде чем Лида ушла, я захотел попрощаться и со скрипкой. Попросил разрешения вынуть её из футляра. Осторожно взял в руки лёгкий темно-коричневый инструмент. Погладил по лакированной поверхности. Сквозь круглое отверстие на дне нижней деки как всегда виднелась золотистая табличка-этикет с надписью латинскими буквами: «Антонио Страдивари. Кремона».
Эта скрипка, стоящая чуть не миллион долларов, была чужая, не Лидина.
Из года в год, изо дня в день Лида ездила с ней городским транспортом, ходила в дождь и снег по улицам, ежесекундно боясь, как бы её не украли, как бы её где-нибудь не забыть. К счастью, это случалось только в преследующих Лиду тревожных снах.
…Со времени её отъезда прошло около полугода, когда ко мне примчался Витя. Потрясённый новостью, рассказал: руководительница квартета, которой принадлежала скрипка Страдивари, отняла инструмент у Лиды и выставила её из этого давно сыгравшегося маленького женского коллектива. И Лида осталась без работы в чужом городе, в чужой Америке.
Мы с Витей ничем не могли помочь Лиде.
Властная руководительница квартета, сама игравшая на великолепном инструменте работы Гварнери, ссудила ей скрипку Страдивари потому, что та без толку хранилась в её богатом доме со времён окончания Второй мировой войны. Оба уникальных инструмента приобрёл по случаю её дед — известный академик, лауреат Сталинской премии. Вложил деньги.
Видимо, там, в Америке, объявилась другая музыкантша, по каким-то причинам более устраивающая начальницу, которая вместе со своими товарками всегда давала понять Лиде, что и скрипку ей дали и держат в коллективе из милости.
…Как это ни обидно, искусство, в частности музыка, классическая, высокая музыка, не всегда выправляет человеческие души. Ведь квартет на своих концертах исполнял произведения Бетховена, Моцарта…
То ли благодаря нашим с Витей молитвам, а может, и без них Бог счёл нужным вмешаться в судьбу Лиды. Через год произошёл целый ряд чудес: Лида вышла замуж, какая-то церковная община в складчину приобрела ей вполне приличную скрипку, она получила работу преподавателя в местной консерватории; иногда играет на торжественных богослужениях в церкви…
Встречаясь на улицах американского города или пересекаясь в концертных залах, бывшие подруги с ней не раскланиваются.
Время от времени она звонит Вите, который продолжает опекать её старенькую маму, не желающую ехать к дочери в непонятную и далёкую Америку. Лида регулярно переводит ей деньги вдобавок к старушечьей пенсии.
Как будто всё стабилизировалось.
Но вот что произошло за последнее время с Витей.
Продолжая работать в своём оркестре, он все копит на автомобиль. Не брезгует подработкой. В свободные от концертов вечера играет «Очи чёрные» и другие чувствительные мелодии в маленьком кафе. Ходит со своей скрипочкой между столиков с немногочисленными посетителями, ждёт, чтобы ему засунули в нагрудный карман какую-нибудь денежку.
В конце этой осени Витю и ещё двух музыкантов из его оркестра попросили выступить за плату на каком-то вечернем приёме в посольстве Германии. Они взяли такси, уложили туда инструменты, пюпитры, ноты и поехали. Выступили. На обратном пути остановили частника, снова погрузились, стали разъезжаться по домам. Первым завезли флейтиста. Затем подъехали к дому, где живёт виолончелист. Тот потащил в квартиру пюпитры с нотами, а Витя понёс его тяжёлую виолончель. Когда он вышел из подъезда, машины на месте не было. А там оставалась его скрипка!
Ни заявления в милицию, ни объявления в газетах, ни беготня по антикварным музыкальным магазинам в надежде увидеть пропажу — всё это, конечно, оказалось пустым, безнадёжным делом.
Так он остался без инструмента, обеспечивавшего ему хлеб насущный.
В конце концов на глазах постаревшему Вите ничего другого не осталось, как расстаться с мечтой об иномарке и купить в реставрационной мастерской дешёвую, но тем не менее неплохую скрипочку. А на оставшиеся деньги — сильно подержанный «запорожец».
Наступил декабрь.
Теперь уже не Лида, а он, предварительно не предупредив, ввалился ко мне со скрипкой в футляре. Руки и лицо его были в крови, пальто грязное, одна из штанин разодрана.
— Не пугайся, — проговорил Витя. — Есть йод?
— На тебя напали? Хотели отнять скрипку? — Будешь смеяться, — сказал он, кривясь от боли. — Я попал под собственный автомобиль.
И пока я обрабатывал перекисью водорода его раны и кровоподтёки, накладывал повязки, Витя поведал о том, что случилось с ним несколько часов назад.
После того как закончилась репетиция оркестра, он поехал на своём «запорожце» навестить маму Лиды, которая живёт на окраине Москвы у кольцевой автодороги. Там есть крутой взгорок перед перекрёстком улиц, где установлен светофор. Ночью выпал снег. Днём подтаяло. Он ехал по скользкому, рыхлому насту и думал о том, что каждый музыкант волнуется о своём инструменте, боится его утерять, и как это получилось — Лиде и ему выпало лишиться прекрасных скрипок?.. Что хочет сказать этим Бог?
Светофор наверху подъёма загорелся красным светом. Витя остановил машину вслед за остановившимся впереди грузовиком. Как положено, дёрнул на себя рычаг ручного тормоза.
Но «запорожец» потянуло назад. Ручник оказался неисправным. Растерявшийся Витя оглянулся. Сзади транспорта пока не было. Он выскочил из скатывающейся машины, успел обогнуть, упёрся руками сзади, чтобы удержать. Но поскользнулся, упал. Задние колеса «запорожца» ударили по нему, проехали поверху. Так Витя оказался под собственной остановившейся автомашиной.
Подъехавшие сзади водители помогли ему выбраться, развернуть автомобиль в обратном направлении. И он, стараясь унять дрожь в руках, поехал ко мне.