Иные песни
Шрифт:
— Ей пришлось вернуться на Луну. Видишь ли, Кристофф, они не могут слишком долго пребывать на Земле. Это же касается и всех эфирных макин. Всякий первоэлемент устремляется в свою сферу. Здесь ураниос вырывается из эпициклов. Лунным ладьям приходится настраиваться после всякого долгого визита в земную сферу. Умножай этот бюджет на два. Погоди, покажи-ка — мы и вправду распоряжаемся таким капиталом?
— Можем потратить в любой момент. — Кристофф ощерился. — Пройдешься по банкам, по домам аристократов — кто откажет Кратистобойцу? А после они будут тебе благодарны.
— Ах, так вот оно как должно выглядеть!..
— Ну и что! — вспыхнул эстлос Ньютэ. — Не скажешь же, что я предлагаю
— Богатство, ну да.
— Только не заморачивайся с моралью! Помню, как несколько лет назад ты благодарил меня, что я обучил тебя этой жажде.
— Но это было несколько лет назад.
— И что? — возмутился Кристофф. — Теперь ты станешь говорить, что тебе уже нет дела до денег?!
Кратистобоец хлопнул раскрытой ладонью по столешнице, и эстлос Ньютэ замолчал, отдернул руки, скорчился на табурете.
— Успокойся, — тихо сказал господин Бербелек. — Никакого решения я еще не принял. Вижу, там какой-то из наших кораблей входит в порт; ступай, займись этим. Оставь мне бумаги. Увидимся вечером у Орифламмов.
— Да. Хорошо. Прошу прощения.
Эстлос Ньютэ вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Господин Бербелек еще некоторое время пробовал читать письмо от Аурелии, затем вернулся к письму от Яны, добравшемуся до него с опозданием в месяц, поскольку шло оно через Острог (Яна в письме все еще не желала признаваться о причине, по которой она столь внезапно отправилась выращивать безголовцев в Земле Гаудаты), — но это не имело смысла, стратегос просто скользил взглядом по литерам.
Мысли сами перескакивали на политические головоломки, на те межкратистосовые игры, в которых он в последнее время все сильнее погрязал, поскольку уже формировалась вероятная коалиция, пустоту после Чернокнижника должно заполнить, а Кратистобоец помогал расчертить новую карту кероса, и война с адинатосами в этих переговорах была только одним из пунктов торгов — те, кто пообещал Иллее помощь еще до падения Чернокнижника, нынче занимали более сильные позиции. Внезапно оказалось, что быть союзником Лунной Ведьмы выгодно, как выгодно иметь и хорошие отношения с Кратистобойцем… Его же мысли текли к эфирному военному флоту, собираемому на орбите Луны, к отрядам гиппирои, к Аурелии, Омиксосу и Герохарису, к Госпоже…
Конечно, он знал, что человек рассудительный принял бы предложение князя, или предложение Кристоффа, или одну из тысяч безопасных альтернатив, — и господину Бербелеку следовало бы поступить именно так.
Но — ну подумай только, Иероним, — ты, который создавал державы, короновал царей, разрушил империю Чернокнижника, ты, с кровью кратистоса на руках, тот, перед кем дрожат Силы, — какая же Цель нынче перед тобой? Спокойная, счастливая жизнь аристократа в этом купеческом государствишке, огненноволосые детки, власть в княжестве размером с игрушку? А может, богатство, золото, еще больше золота, торговля, торговля, торговля — чернильные битвы меж колонками чисел?
Кристофф подарил ему некогда книгу кристианских писаний: по большей части нудная история евреев и религиозное болботание. Но ни одна книга не лишена мудрости окончательно:
«Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое».
Даже древние евреи знали законы Формы. Нельзя солгать самому себе.
А он говорит как Кратистобоец, мыслит как Кратистобоец и рассуждает как Кратистобоец.
Лунарная криптомантия имела на Земле традицию долгую и бесславную, даже вавилонские астрологи не могли похвастаться здесь большими успехами. В свою очередь лунные астрологи, лучше проинформированные, не имели ни причин (ни возможностей) предаваться дистанционным наблюдениям за Четвертым Лабиринтом, а значит, и к их опыту невозможно было обратиться. Впрочем, господин Бербелек привез несколько древних священных учебников из Библиотеки Лабиринта, найденных для него Антидектесом Александрийцем, и именно гравюрами из них он теперь и пользовался, наблюдая сквозь хрустальный телескоп с крыши портового пакгауза северный берег Оброненного Моря. В эту ночь не шел дождь, туман не затягивал город, а тучи — небо; таким случаем пренебречь нельзя. Телескоп он одолжил у Воденбургской Академии. Установлен тот был на мощной треноге, двое дулосов двигали медные обручи, направляя оптикум согласно указаниям господина Бербелека. Огни порта и кораблей слегка мешали, он приказал поставить с запада высокую ширму. Теперь дуновения ветра ежеминутно сотрясали ее, она громко постукивала, это тоже мешало. Вообще, в последние дни Кратистобойца раздражало почти все.
Кроме него и дулосов на плоской крыше стояло четверо хоррорных с заряженными жерлонами, они расположились по углам дома, а графитовый доспех даже в полнолуние не позволял различить фигуры солдат.
Господин Бербелек уже послал за горячей кахвой и водкой. После двух часов наблюдений он не стал ближе к завершению. Рассчитывал, что, может, предопределит сама Госпожа… Все равно господин Бербелек не заснет, кошмары становились все более ядовитыми, какое-то время после пробуждения он не мог сказать ни слова ни на одном из человеческих языков; засыпать не хотелось. В Воденбурге отзвонили час, он потянулся на ликотовом кресле. Движение эфирных макин, управляющих Лабиринтом Иллеи, а значит, и нынешний вид Лабиринта, — представлял собой непосредственный отпечаток флуктуаций морфы Потнии. Антос Иллеи Жестокой расцветал над розовыми водами лунного моря в форме конфигураций небесных ураниосовых конструкций, это знали все лунники. Проблема же состояла именно в интерпретации этих образов. Разложенные вокруг господина Бербелека на крыше пакгауза книги содержали иллюстрации с картами Лабиринта, составленными в дни исключительно важных событий: великих триумфов и поражений Госпожи, рождения ее детей, смерти сына, первой атаки адинатосов и тому подобного. Господин Бербелек сидел, сплетя пальцы на затылке, ночной ветер переворачивал тяжелые страницы лунных книг.
— Прошу, эстлос.
Антон отодвинул стопку инкунабул и поставил рядом с ними поднос с чашкой горячей кахвы, бутылкой пажубовки, кубком и солонкой.
— Эстлос…
— Что там? — Кратистобоец рявкнул на Антона, пойманный врасплох из-за того, что тот еще не ушел. Опомнился, увидев, как панически дернулся слуга. — Да, Антон?
— Если бы у вас нашлась сейчас минутка, эстлос…
— Ну говори, говори.
Антон нервно осмотрелся по сторонам, будто боясь, что дулосы и хоррорные могут их подслушивать.
— Я хотел бы просить тебя о позволении, эстлос…
— Да?
— Хочу жениться.
Господин Бербелек замер в полудвижении, с наклоненной бутылкой пажубовки и кубком в руках, и взорвался смехом.
Антон смешался еще сильнее. Господин Бербелек заметил, что теперь он пытается незаметно улизнуть с крыши, потому, налив алкоголь и отставив бутылку, махнул слуге позволительно.
— Ну не убегай. Если я над кем и смеялся, то лишь над самим собой. Я знаю ее?
— Кузина одной из домашних девушек эстле Лятек. Эгиптянка, мы сейчас переписываемся. И вот —