Иные песни
Шрифт:
Господин Бербелек вспомнил того предполагаемого вора на базаре в Ам-Шазе. Ну да, следовало догадаться.
Тем временем вернулся Ливий с ксеврами.
— Трудно поверить, — качал он головой. — Александрия бы от сплетен гудела. А никто даже не заикнулся.
— Там не тот город, где человек добровольно признается в собственной слабости, — сказал господин Бербелек.
Тобиас встал над разбойником.
— Но ведь большую часть джурджей ведут нимроды, как вы могли надеяться, что вас не выследят?
— Не выследили. Ни разу до сего дня. Трижды.
Иероним глянул на Ихмета, приподнял бровь. Перс приложил ладонь ко лбу.
Связанных похитителей бросили на зебр и шагом отправились назад к лагерю джурджи. Солнце еще не начало выползать из-под земли. Господин Бербелек ехал
Смена разведчиков должна произойти завтра, а значит, не стоило откладывать. Господин Бербелек отдал пленников под опеку Н’Те. Попугаю приказал передать остальным, что через час выступает военная экспедиция, оказия, чтобы получить добычу, славу и благословение богов. Пятьдесят мужчин! Конечно, все куррои поднялись вверх. Выбирал Тот, Кто Отгрызает. Что до охотников, то с Иеронимом, конечно же, поедут Ихмет, Тобиас, Завия и Попугай, но и здесь высказали желание почти все — наконец-то настоящее приключение. На них должны напасть разбойники! Будет что рассказать. Даже старый Ап Рек впал в форму юношеского возбуждения. Господин Бербелек отказал. Авель попросил его лишь раз; ему тоже отказал. Алитэ и Клавдия, услышав короткое «нет», демонстративно обиделись. Когда укладывали припасы на хумиев, Иероним отдал последние приказания Шулиме. Та слушала молча. Затем протянула ему руку. Поцеловал ее внутрь запястья, в горячую кожу над пульсирующими жилками.
Караван и отряд Бербелека двинулись в противоположных направлениях, быстро потеряв друг друга из вида. Дюжина животных и полсотни негрских воинов растянулись длинной цепью — шли прямо во встающее над саванной Солнце, в туннель горячего сияния, раскрывающийся на линии горизонта. Н’Зуи начали петь, голоса вздымались в ритме бега. Ихмет сразу же оказался впереди отряда, растворясь в Солнце. Господин Бербелек остался позади, замыкая цепь воинов и животных.
Через полчаса сбоку от него объявился Авель на взмыленной ксевре. На взгляд отца ответил широкой усмешкой.
— Думаешь, можешь мне хоть что-то запретить?
Господин Бербелек хлестнул его риктой через грудь. Авель упал с ксевры.
Господин Бербелек остановил Избавление; подождал, пока юноша снова взберется в седло.
— А теперь станешь слушаться моих приказов.
— Да, эстлос.
В Солнце, в Солнце, в Солнце, когда с каждым мигом становится жарче, и сухой воздух дерет горло, с каждым вдохом все сильнее и сильнее сжимающееся; если нужно сказать фразу, слово, сперва приходится смочить его слюной, но слюны нет, тянешься к фляге, прежде чем открыть рот. Капюшоны наброшены на головы, шляпы надвинуты, труфы обернуты вокруг лиц — откуда б она ни взялась, тень благословенна. Тень, прохлада, влага, вскоре уже ни о чем другом тебе думать невмочь, сознание бежит власти воли. Они не остановились в полдень, не станут задерживаться, пока не доберутся до цели. Н’Зуи бежали без устали; белые все переносили хуже. Тобиас начал плескать на себя воду — когда при очередном своем возвращении это увидал Зайдар, выругал аристократа на трех языках. Когда пополудни переходили болотистую речечку, только нимрод, арес и господин Бербелек не задержались у нее вместе с ведомыми неграми хумиями.
На закате Солнца Зайдар принес весть, что скалы, на которые указал Хамис — наклоненная призма посреди равнины, — как раз за горизонтом. Нужно дождаться сумерек, чтобы нимрод мог подобраться поближе и разведать позиции банды точнее. Н’Те назначил караулы и людей при животных. Господин Бербелек приказал опорожнить кишечник. Никакого огня, конечно же; никаких трубок и махорников. Сам отошел от круга воинов. Присел на горячем камне, писал в лучах гаснущего Солнца: «Если всё сложится, как складывалось некогда, если морфа придет в согласие с морфой — докажет ли это хоть что-нибудь? А если потерплю поражение — доводом чего оно будет? И впрямь ли можно настолько хорошо притворяться чужой Формой? Я такой же сын стратегоса Бербелека, как и Авель; и оба жаждем одного. Один из нас вернется из этой джурджи победителем». Солнце зашло, он не мог писать дальше. Вернулся к людям. Ливий угостил его разведенным вином, Попугай кинул арфагу. В оранжевом блеске Луны все казались моложе, худее, кожа — глаже. Иероним пригляделся к Авелю, что переговаривался шепотом с Завией. А если Авель погибнет? Может погибнуть, независимо от нашего преимущества, всякая битва — потенциальная обоюдная резня. Но я не могу ему запретить, бросаться в смертельную опасность — неотъемлемое право и обязанность его, время пришло, именно теперь, молодость. Иероним высосал арфагу в молчании.
Как всегда, никто не заметил возвращения нимрода.
— Никакой охраны. Все на западном склоне, тринадцать. Один костер. Большинство животных стреножено, пара сотен пусов к югу. Кераунеты на подхвате, скорее всего, заряженные. Они как раз начали есть.
Господин Бербелек подозвал Попугая и Н’Те.
— Три отряда: Север, Юг и Резерв. Мы пойдем прямо, на расстояние выстрела. Север и Юг по склонам и к скале. Ждать грома. Тогда атакуем с двух сторон. Резерв за нами. Если кто-то вырвется, мы его снимаем кераунетами. После вы, и к животным. Не добивать. Вся добыча — ваша. Понятно?
— Д-да.
— Ну тогда вперед!
Они снова крались, прижимаясь к земле, разводя руками высокие травы, с тяжелыми кераунетами за спиной, каждый с двумя. Золотая саванна подходила почти к самым скалам, придется стрелять стоя. Первый отблеск костра разбойников господин Бербелек заметил во тьме уже через сто шагов, но пришлось, однако, подойти намного ближе, чтобы рассчитывать хоть на какую-то точность выстрелов, даже в соединении антосов нимрода и ареса. По крайней мере благодаря тем антосам все двигались бесшумно, никто не споткнулся, не кашлянул, не упустил оружие; а такое ведь случается частенько. Хотя точно не у воинов Н’Зуи.
Господин Бербелек уже мог различить средь теней людей, собравшихся у маленького костерка под скалой, мужчин и женщин (женщин было две). Приказал остановиться. Теперь нужно подождать четверть часа, чтобы удостовериться: Север и Юг на позициях. Иероним расставил стрелков. Он посредине, слева Зайдар и Авель, справа Завия и Ливий. Распределил цели, чтобы избежать зряшного расхода пуль на одну жертву. Тем временем резервный отряд растянулся за ними широкой подковой, Буйволовыми Рогами.
Господин Бербелек поднял руку. Разбойники ели, смеясь и разговаривая, один отошел опорожниться. Стрелки ждали в шеренге; Н’Зуи — присев на корточки в траве, будто окаменев. Тишина над саванной. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать; хорошо. Он поднял кераунет к глазам, нажал язычок спуска. Гром — и сразу же еще четыре. Сразу поднял второй кераунет, даже не глядя, упала ли его цель. Военный крик Н’Зуи — протяжный, звериный рык, коий не в силах издать человек цивилизованной морфы, — разодрал ночь. Дождь куррои пал на бандитов с обеих сторон, из-за северного и южного края скалы. Никто не вскочил, никто не убежал. Негры выросли вокруг огня, будто из-под земли — воздетые щиты, острия куррои над щитами. Господин Бербелек махнул рукой в сторону скалы. Подхватив первый кераунет, побежал за разгоняющимся резервным отрядом.
Согласно приказу, раненых не добивали. В живых оставалось четверо разбойников, один негрской морфы, один полукровка, двое эгиптян. Н’Зуи сдирали с побежденных все, что могли содрать: оружие, одежду, украшения, с мертвых и живых — без разницы. Господин Бербелек приказал перенести четырех окровавленных нагишей под скальную стену. Те стонали и ругались. Негру куррои воткнулась в живот, внутренности вываливались из раны, при каждом вздохе та раскрывалась все сильнее.
Н’Зуи разожгли костры, привели животных, начинался праздник, песни, танцы и схватки за добычу. По приказу Иеронима, Н’Те послал в саванну четверых охранников.