Инженеры
Шрифт:
Паровоз в это время проносился мимо дач.
– Борис Платонович, - сказал в ответ Карташев, - я еду, собственно, к Петровым, может быть, и вы заедете?
– К Петровым? К этим поклонникам семейного культа? Боже меня сохрани и избави... Я живу так, чтобы у меня слово не расходилось с делом. Вот вашу сестру, Марью Николаевну, я признаю: она, как и я, ненавидит семью, а с матушкой вашей мы уже ругались... Нет, я шучу, конечно, и не зайду к Петровым, потому что накопилось, наверно, за день много дела. Бывайте здоровы и не забывайте.
Карташев попрощался
С террасы весело закричала Марья Андреевна:
– Кто, кто, кто? А вы?! - обратилась она к уезжавшему Борисову.
Но тот только весело разводил руками.
Пока Карташев переходил улицу, из калитки вышли и Марья и Елизавета Андреевны.
Елизавета Андреевна еще похудела, сильнее чувствовалась ее хрупкость, еще больше стали ее глаза. Она весело смеялась, энергично пожимая руку Карташева, и много мелких морщинок обрисовалось около ее рта.
Карташев радостно держал ее руку, смотрел в глаза и говорил:
– В Крым, Крым надо вам ехать.
– Да еду, еду, - махнула она свободной рукой.
Когда пришли на террасу, Марья Андреевна сказала:
– Пока вам дам чаю...
– Со сливками?
– И даже с лепешками.
– О-о!
И, подавая все Карташеву и садясь возле него, она сказала:
– Ну, рассказывайте, как там живете... все подробно... Я люблю, чтобы мне так рассказывали, как будто я там сама жила...
Вечер прошел быстро и весело. Сестры пели, играли, пришел Петр Матвеевич и сел ужинать.
Прощаясь, Петр Матвеевич, скупой обыкновенно на слова, сказал, когда дамы ушли:
– Валериан - эгоист: заграбастал себе все с подряда, показал вам кукиш с маслом и несчастного Савельева так ни за что ни про что отправил на тот свет.
– При чем тут Валериан Андреевич? - горячо защищал его Карташев. - От подряда я сам отказался, и нет той силы, которая заставила бы меня согласиться, а в смерти Савельева произошло несчастное недоразумение, в котором...
– И вы и Валериан вышли прежде всего типичными русскими чиновниками; по такому-то пункту, по такому-то параграфу, а если жизнь прошла под этим пунктом, то это уж не ваше дело. Вы-то хоть продукт своей страны, а Валериан-то нос ведь дерет: я заграничный, я свободный от формы человек, а на деле еще хуже нас, грешных. Ну, идите спать, - закончил Петр Матвеевич.
XIX
Возвращаясь на другой день утром назад на линию, Карташев поздно спохватился, что ничего не купил в подарок Дарье Степановне из того, что обещал и собирался в разное время купить ей.
Забыл он как-то совсем об Дарье Степановне, совершенно вылетела она из головы при встрече с Петровыми. И теперь он жалел и придумывал законную причину.
"Да скажу просто, что приехал поздно, уехал рано: магазины были заперты".
Но это все-таки не успокаивало Карташева, и он чувствовал угрызения совести в отношении Дарьи Степановны. Правда, она не предъявляла к нему решительно никаких требований, но она была очень хороший, скромный человек, и это налагало, помимо требований с ее стороны,
Несколько дней тому назад приехал к ним и другой телеграфист. Это был молодой человек, желтолицый, плохо сформированный. Но, очевидно, более опытный, потому что Дарья Степановна беспрекословно подчинялась его авторитету.
Теперь он дежурил ночью, а Дарья Степановна днем. Дарья Степановна пока, до перевода телеграфа на станцию, жила по-прежнему в конторе, занавесивши в углу свою кровать, и на той же кровати высыпался в течение дня телеграфист. Нанимать же на деньги из жалованья квартиру не было средств. Телеграфист получал тридцать пять рублей в месяц, Дарья Степановна двадцать пять рублей. И почти все деньги, при существовавшей дороговизне, уходили на еду. Карташев, правда, предлагал Дарье Степановне денежную помощь, но она наотрез отказывалась.
Таким образом, в течение этих нескольких дней с приезда телеграфиста Карташев фактически был разлучен с Дарьей Степановной.
То, что он ничего не купил ей, усилило в нем к ней нежное чувство, и Карташев серьезнее других раз стал обдумывать вопрос, не жениться ли ему на Дарье Степановне.
Когда он подъезжал к дому, вопрос был решен: жениться и сегодня же сделать ей предложение.
Увидев ее на завалинке, он остановил паровоз и весело пошел к ней навстречу.
– Я так соскучился по вас, что мне кажется, - сказал он, здороваясь с ней, - что уже сто лет, как не видел вас.
– Правда? - вздохнула Дарья Степановна, - а я думала, что вы уж совсем и забыли меня.
– Слушай, Даша, - сказал Карташев, садясь рядом с ней и держа ее руку, - что нам тянуть? И ты и я свободные люди, поженимся...
Дарья Степановна быстро опустила голову и долго молчала. Она заговорила глухим, дрожащим голосом:
– Я уже выхожу замуж... за этого телеграфиста. Я хочу вас просить быть у нас шафером. Что было - то было - у него, у меня; мы ответственны друг перед другом только за то, что будет. Еще я к вам с просьбой, - и мне очень совестно. Дайте мне взаймы сто рублей на свадьбу. Вы, может быть, не верите мне, так поверьте: я каждый месяц буду вам выплачивать по три рубля...
Карташев торопился освоиться с новыми ощущениями, - ему было и обидно и легко в то же время, - и он ответил, упрашивая взять у него больше денег и не считаться с отдачей.
Дарья Степановна выслушала и покачала головой.
– Что вы меня обижаете, Артемий Николаевич? Вы хотите, чтоб я себя не уважала? Я знаю, что вы без умысла это... Сделайте, как прошу, и больше не говорите ничего.
Карташев покраснел, сконфузился и, целуя ей руку, сказал:
– Больше не буду. Сто рублей сейчас передать?