Иоанн III Великий. Исторический роман. Книга 1, часть 1—2
Шрифт:
Глава VII
Откуп
В Новгороде все еще пахло дымом, по воздуху то и дело парили, словно листья, вздымаемые ветром, куски пепла. Пролитовская сторона победила, и было решено держать оборону. Для этого в первую очередь пожгли посады – жилища, расположенные за крепостной стеной, которые при штурме неприятеля могли стать хорошей дымовой завесой для атакующих. Вече больше не собирали, но и в Посадском приказе, и в Марфином доме жизнь кипела: то собирался Совет господ – посадники и тысяцкие во главе с архиепископом обсуждали дальнейшие планы, то пересылались гонцами, то – жизнь есть жизнь – устраивали сытные обеды, не брезгуя
В шок привело людей известие о Шелонской битве, но правители догадались направить энергию людей не на возмущение, а, запугав возможностью мести Иоанна всем подряд, на организацию обороны города: укрепляли стены, ставили патрули, чистили и ремонтировали застоявшиеся пушки. Но не обошлось без трагедий. Сторонники государя Московского ночью тайно заколотили железом пятьдесят пять пушек, установленных на стенах для обороны. Одного из изменников, Упадыша, застукали на месте преступления, приказали пытать его, чтобы выдал других, но он, выдержав все муки, ничего не сказал и был казнен принародно на Ярославовом дворе. Часть пушек смогли от того железа освободить, большинство же так и осталось непригодным для обороны.
По одному, по несколько человек возвращались побитые и удрученные вояки с Шелони. У страха глаза велики: рассказывали чудеса. И что-де войска князя великого по воде ходили, и что голос они с неба слышали угрожающий, и что бойцы у государя жестокосердные и бесстрашные, каждый силы исполинской, и оружие у них есть огнестрельное новое – издали бьет. Выяснилось, что многие сотни новгородцев попали в плен. Новости передавали из дома в дом шепотом, боялись сильных друзей Марфиных, говорили, Москву, мол, не осилить. А тут новая весть: Иоанн расположился в Русе, а это значит – жди осады. В крепость набежало полно народа с окрестных сел, напуганных зверствами захватчиков, сжигавших и убивавших не только тех, кто оказывал сопротивление, но и простых мирных людишек.
Город затворился, и буквально на следующий день вздорожал хлеб, вскоре пропала даже рожь – главная пища бедняков. Сторонники Москвы, напуганные было казнью Упадыша и вооруженными патрулями, с голодухи осмелели, тем более что их полку постоянно прибывало, начали на всех углах попрекать литовских сторонников: «Где же ваш Казимир? А государь-то Московский – вот он, под стенами почти стоит! Допыжились, довольничались, а народ теперь отдувается за вас! Не думали о последствиях!» В городе зрело недовольство и возмущение, которое лидерам пока с трудом удавалось сдерживать.
Тем временем Марфа, огражденная от народной стихии крепким забором да прочным теремом на высоких подклетях, маялась в ожидании вестей от дорогого сыночка. С часу на час ждала она его появления. Убитым его никто не видел, раненым – тоже. Она уж и лазутчика в Иоаннов стан послала, чтобы выяснить, нет ли Дмитрия среди пленных, но и оттуда пока вестей не было.
Она стояла в просторной светелке второго этажа на коленях перед иконой Божьей Матери и упрашивала ее сохранить сына, обещала сделать щедрые пожертвования на монастыри и соборы, если тот вернется живым-здоровым.
– Ты же знаешь, Матерь Божия, – шептала она, – что я и так двоих старших потеряла, потонули мои сыночки в море холодном, за что же еще одного отнимать?! Он и не женат еще, жизни не видел настоящей…
В этот момент издали, с улицы, послышались голоса и звон разбитого стекла в какой-то из соседних комнат. Марфа вскочила и подбежала к раскрытому окну. Там, внизу, за высоким забором толпился народ, потрясая кулаками, среди них ей показались
– Изменники, предатели народные! – кричали в сторону ее терема люди. – С голоду нас уморить хотите! Вам власти не хватает, а мы издохнуть из-за вас должны?
Из ворот выехали ее слуги на конях и, размахивая саблями, разогнали смутьянов. Происшествие отбило у Марфы охоту молиться дальше, и она села за стол, подперев голову руками. Сомнения одолевали ее. Теперь даже ей стало ясно, что Казимир помощи не пришлет, хотя весть, так или иначе, о нападении Москвы на Великий Новгород до него дошла. Город в осаде долго не выдержит, нет запаса продуктов. О столь быстром и решительном нападении противника не думали, не гадали, и поражения столь стремительного никто предвидеть не мог. Прошлогодние запасы все истощились, нынешний урожай еще не собирали, да и будет ли он при такой засухе – большой вопрос. Может, и без осады народу голодать придется. На иную какую помощь надеяться не приходилось. И сыночка до сих пор нет и нет…
Слезы выступили на ее упругих щеках. Чувствовала она большую свою вину перед Дмитрием. Два раза просил ее сын разрешения жениться, девушек себе из добрых семей приглядывал, да Марфа противилась. Все невесты ей казались недостойными. А честно признаться, хотела его при себе придержать. Очень уж хорош был ее мальчик – добрый, покладистый, понимающий, веселый. А красивый какой! Не было ни у кого такого хорошего сына, как ее Дмитрий! Конечно, и ее младшенький, Федор, неплох, да со старшим разве сравнишь?! Меньшой в отца пошел – с ленцой, да и статью не выдался. Дмитрий же был весь в нее, в их породу – и красив, и умен, и пригож…
Она поймала себя на мысли, что все время думает о сыне в прошедшем времени, и тут же повернулась к образам, начала креститься:
– Прости меня, Господи, грешницу, да что ж это я себе-то позволяю!
Раздался легкий стук в дверь, и вошла горничная Лизавета.
– Госпожа, к вам посадник, а с ним еще народец!
– Проси, Лиза, в гостиную, я сейчас спущусь.
Она привела себя в порядок, закрыла голову дорогим убором и пошла вниз. Ее уже ждали Василий Ананьин, Никита Ларионов, еще несколько бояр, тут же присутствовал тихий теперь бывший ключник архиепископский Пимен. Присудив выплатить из своего кармана тысячу рублей в казну владыки, правительство новгородское выпустило его из темницы. Лишившись сана ключника, но, не потеряв еще надежды рядом с Марфой стать все-таки владыкой Новгородским, он стал ей активно служить. Ходил по городу, собирал вести, подвизался по старой дружбе и в архиепископском дворе, и при посадском приказе – все знал, обо всем был в курсе, и потому Марфа охотно его выслушивала. Кроме того, хоть Пимен и выплатил огромную сумму в казну, никто не сомневался, что и после того он оставался одним из богатейших людей в городе: хитрый и изворотливый бывший ключник, не боясь Божьего гнева, давно предпочитал свою казну владычьей.
Солидный народ не спеша расселся на лавках вдоль стен, лишь усталый и мрачный степенный посадник Василий Максимович Ананьин тяжело опустился на стул возле стола рядом с Марфой.
– Ну что, плохи наши дела, – констатировал он, тяжело вздохнув. – Видно, надо соглашаться на переговоры.
– Да хоть бы чуток оборону-то выдержать, глядишь и мягче стал бы великий князь, меньше бы с нас откупа затребовал, – не менее мрачно выговорила Марфа, все еще не желая так просто и легко сдаваться. – Неужели, совсем надежды нет? Может, всё-таки Казимир соберется нам помочь – обещал же!