Иов, или Осмеяние справедливости
Шрифт:
— Да, папочка. Я просто забыла.
— Не раздражайся, я с тобой еще не покончил. Заклинаю тебя колоссальными медными яйцами Кощея, скажи мне, где ты выкопала эту программу?
— В университетском городке. Это учебная программа в моем классе по тантрической йоге.
— Тантрическая йога? Слушай ты, Вертлявая Попка. Тебе этот курс не нужен. Мама об этом знает?
Кэтрин сказала ровным голосом:
— Это я уговорила ее, мой дорогой. Сибил, как всем известно, талантлива. Но одного таланта мало. Ей нужно еще хорошее образование.
— Вот как! Я никогда не
— Папочка, ты хуже слона. Ты когда-нибудь забывал хоть что-то?
— Никогда. И я действительно гораздо хуже слона. Предупреждаю, что все сказанное тобой будет записано и использовано против тебя в другом месте и в другое время. Что скажешь?
— Требую адвоката.
— Ах так! Значит, все-таки чистое пиратство с твоей стороны?
— А тебе очень хочется, чтоб так оно и было? Так вот — фиг тебе! Мне тебя очень жаль, папочка, но я заплатила по каталогу наличными. И мне ее скопировали в университетской библиотеке. Вот так. Съел?
— Думаешь, выкрутилась? Бросаешь деньги на ветер.
— Не думаю. Мне она нравится.
— Мне — тоже. Но ты выбросила деньги на ветер. Надо было спросить меня.
— Как это?
— Попалась! Я-то сначала думал, что ты подобрала ключи к моему кабинету или открыла дверь заклятием. Рад слышать, что ты всего лишь экстравагантна. Сколько ты заплатила?
— Хм… сорок девять пятьдесят. Студентам скидка.
— Что ж, недорого. Я заплатил шестьдесят пять. Смотри, если это скажется на твоих семестровых оценках, я вычту эту сумму из твоих карманных денег. Еще одно, моя сладенькая: я тут привел к нам очень милых людей. Леди и джентльмена. Мы вошли в гостиную. В то, что было раньше гостиной. И два милых человека оказались перед твоей камасутрой, которая переливалась всеми цветами радуги. Как это тебе?
— Но я же не хотела…
— Ладно, забудем. Но запомни, что крайне невежливо шокировать людей, особенно если они гости, так что в следующий раз будь поосторожней. Обедать придешь?
— Да. При условии, что меня отпустят пораньше и я помчусь со всех ног. Свидание, папочка.
— А когда вернешься домой?
— Не вернусь. Это на всю ночь. Репетируем «Сон в летнюю ночь». Тринадцатый шабаш.
Он вздохнул:
— Полагаю, мне следует выразить благодарность трем ведьмам за то, что ты сидишь на пилюлях.
— Пилюли-люли. Не будь квадратным, папочка. Никто не беременеет на шабашах. Это всем известно.
— Всем, кроме меня. Ладно. Прими нашу благодарность за то, что согласилась пообедать с нами.
Она вдруг взвизгнула и упала с трамплина вниз головой. Все проследили, как она падала.
Сибил скрылась, подняв фонтан брызг, и всплыла, выплевывая воду.
— Папочка, ты меня спихнул!
— И как у тебя язык поворачивается говорить такое? — ответил тот, притворяясь обиженным.
Живая картина мгновенно исчезла.
Как бы продолжая разговор, Кейти Фарнсуорт сказала:
— Джеральд все пытается командовать дочкой. И конечно, безуспешно. Лучше бы затащил ее в постель и удовлетворил свои кровосмесительские желания. Но и он, и она слишком благонравны для этого.
— Женщина, напомни мне, чтобы я тебя выпорол.
— Конечно, дорогой. Тебе не пришлось бы даже применять силу. Ты только скажи, чего хочешь, и она поскулит и сдастся. А потом у вас получится все в самом лучшем виде. Я права, Маргрета?
— Я сказала бы, да.
К этому времени я был уже так шокирован, что даже слова Маргреты ничего нового не смогли добавить к моему состоянию.
Обед был восторгом для гурманов и полным провалом с точки зрения человеческого общения. Стол торжественно накрыли в обеденном зале, то есть в той же семейной гостиной, но с совершенно другой голографической программой. Потолок стал выше, окна — огромные, расположенные через равные промежутки и обрамленные тяжелыми портьерами, доходящими до самого пола; окна выходили в великолепно распланированный сад. Один из предметов меблировки, сам въехавший в комнату, не был голограммой, а если и был, то во всяком случае не полностью. Этот банкетный столик, насколько я понимаю, служил одновременно буфетной, плитой, холодильником, короче, представлял собой прекрасно оборудованную кухню. Таково мое мнение, которое, правда, может быть оспорено. Я могу только утверждать, что никаких слуг не видел, а наша хозяйка ничего ровным счетом не делала. Тем не менее муж похваливал ее за отличную стряпню и делал это с превеликой вежливостью; мы — тоже.
Джерри все-таки кое-чем занимался: разрезал жаркое (восхитительный говяжий бок, которого хватило бы на отряд голодных скаутов), разложил его по тарелкам, не сходя с места. Наполненная тарелка медленно проплывала к тому, кому предназначалась, подобно игрушечному поезду, идущему по рельсам, хотя ни поезда, ни рельсов тут не было. Возможно, соответствующие механизмы были скрыты голограммами. Впрочем, это лишь спрятало бы одно чудо за другим.
(Позже я узнал, что чванливые техасские семьи этого мира имели слуг и даже хвастались ими. Но у Джерри и Кейти вкусы простые.) За столом нас было шестеро: Джерри на одном конце, Кейти — на другом, Маргрета сидела справа от Джерри, его дочь Сибил — слева, я — справа от хозяйки, а слева от нее — молодой человек, с которым встречалась Сибил.
Звали молодого человека Родерик Даймен Калверсон Третий; мое имя он не уловил. Я уже давно подозревал, что самцов нашего вида, как правило, следует выращивать в бочонках и кормить сквозь дырку для затычки.
Юный Калверсон не дал мне оснований изменить это мнение. И я охотно проголосовал бы за то, чтобы упомянутую выше дырку заткнули наглухо.
В самом начале обеда Сибил дала понять, что они оба из одного университета. Тем не менее он казался таким же чуждым Фарнсуортам, каким был и для нас. Кейт спросила: